
Онлайн книга «Еще жива»
— Что случилось с твоим глазом? — Я не знаю. — Ладно, ты не обязана мне рассказывать, если не хочешь. — Ты думаешь, я глупая. Глупая слепая девочка. — Глупый человек не залез бы по той лестнице. На мгновение она уходит в себя. Потрясение все еще блуждает в дальних углах ее сознания. — Это сделали не люди-собаки. Там было что-то острое в досках. Гвоздь, наверное. Толстый длинный гвоздь. Понимаешь? Я такая дура. Теперь никто меня не полюбит. С одним-то глазом. Невидимая линия на земле между нами не позволяет мне подойти к ней ближе. И я не нахожу нужных слов. — Мне должны были дать собаку-поводыря, до того, как все это началось. Я всегда хотела иметь собаку. Собака любит тебя, каким бы ты ни был. — И что же случилось? — Отец сказал, что нам не нужен лишний рот. Она отворачивается. Тогда Я не знаю, почему продолжаю лгать. Может, это как экспресс: если отправился в путь, то не меняет направления до конечной станции. Или, может быть, я просто дурной человек. Хотя, если честно, я так не думаю. — Этой ночью мне опять снилась ваза, — начинаю я и тут же останавливаюсь, раскрываю ладонь и массирую сразу оба виска большим и средним пальцами. — По правде говоря, нет. Нет, мне вообще не снилась ваза. На нем сейчас надето его служебное лицо: спокойное, не осуждающее, глаза горят вниманием. В этом человеке невозможно уловить даже намека на желание узнать больше о том, кем я являюсь на самом деле, когда не разыгрываю ненормальную на этой кушетке. Он опускает глаза в блокнот, что-то там черкает, затем снова встречается со мной взглядом. — Вы воспринимаете это как прогресс? — А что вы только что записали? Доктор Роуз откидывается на спинку кресла и, потягиваясь, самоуверенным движением самца потирает живот. Сквозь рубаху можно рассмотреть, насколько его живот твердый, плоский и слегка рельефный. — Это имеет значение? — спрашивает он. — Пожалуй, нет, просто любопытно. Он натянуто смеется. — В чем дело? — спрашиваю я, не поняв причины его смеха. — Я не могу уговорить вас посмотреть внутрь вазы, однако же вы хотите взглянуть на то, что я пишу. — Возможно, мне хочется узнать, что вы в действительности думаете обо мне. Я закидываю ногу на ногу и наклоняюсь вперед. Бросаю на него взгляд, про который Сэм когда-то сказал, что в нем поровну тревоги и искушения. Чувство вины молнией вспыхивает в моем сознании и тут же гаснет. Мы — доктор и пациент. Нет, клиент. Так он сказал. Но я больше не могу воспринимать его подобным образом, как и он не в силах сдерживаться и не сидеть вот так, с разведенными в стороны коленями и ладонью на животе — все указывает на его член. Наши тела иногда делают то, что делают, не дожидаясь разрешения. — Так скажите мне, я сумасшедшая? Он делает глубокий вдох и смеется. — Держите! Блокнот совершает короткий полет. Во мне все трепещет от возбуждения. Молоко. Туалетная бумага. Позвонить маме после семи. Начать снова ходить в спортивный зал. Апельсины. Смысл этих слов постепенно просачивается в мое сознание. — Это список покупок. — Моя тайна раскрыта. Мне необходим список покупок. Иначе я прихожу в магазин и забываю, что мне было нужно. Никому не говорите об этой моей слабости. Моя репутация висит на волоске. — Вы составляете список во время наших сеансов? — Не только во время ваших и не только список покупок. Иногда рисую бессмысленную чепуху. Или делаю заметки по научно-исследовательской работе, идея которой бродит в моей голове со времени окончания университета. — То есть вы не слушаете. — Я слушаю. Его улыбка расцветает постепенно, но я не купаюсь в ее лучах, ибо, как и солнечный свет в зимний день, она не способна растопить усиливающийся холод у меня внутри. — Я просто не делаю заметок. Как и многие психотерапевты. Но клиентам спокойнее, если мы делаем какие-то записи. — Ваза существует в реальности, — выпаливаю я. — Она так же реальна, как кресло, в котором вы сидите. Я тру лицо обеими ладонями. — Она не сон. И никогда не была сном. Она просто однажды возникла из ниоткуда. Мои слова пробивают брешь в наших наладившихся отношениях. Словно ставни захлопываются, его улыбка, его теплота, его желание улетучиваются, оставляя на этом месте беспристрастного врача. — Это никогда не было сном? Тук, тук, тук — стучит по бумаге ручка. На этот раз не список. — Расскажите мне подробнее. Мы словно повисли в зябком коконе молчания. Я не могу понять, одна ли я ощущаю этот мороз. «Ты тоже его чувствуешь? — хочу я спросить. — Ты хоть что-нибудь чувствуешь?» Но если уж честно, то он пока не знает природы и масштаба моей лжи. Я рассказываю ему все. Факты. Теперь он знает, что я испытываю в этой связи. В ответ он смотрит на меня с таким холодным вниманием, что я поеживаюсь в лучах полуденного солнца, заливающего помещение. — Почему сейчас? — Я должна была рассказать вам. Я больше не могла держать это в себе. — Почему нужно было начинать со лжи? — Я не хотела, чтобы вы подумали, будто я сумасшедшая. Или, что еще хуже, глупая. С тех пор снежный ком разрастался. Я не знала, как выпутаться из этих сетей. — Я был на вашей стороне, Зои. Был. Тук, тук, хлоп — он кладет ручку на блокнот, отодвигает его в сторону. — Не знаю, чем я могу помочь. Вам нужно в полицию, а не к психологу. Если только ложь не превратилась у вас в привычку, тогда я сумею дать направление. Я встаю: спина прямая, плечи отведены назад, подбородок поднят, сумочка под мышкой. — В этом нет необходимости. Спасибо, что потратили свое время, доктор Роуз. Только выйдя в холл, почти уже у лифта, вспоминаю, что я забыла заплатить. Поспешно выписывая чек, стараюсь не думать о том, что наши совместные сеансы закончились и что я сама тому виной. Тихо вернувшись в кабинет, я нахожу его все так же сидящим в кресле с нахмуренным лбом. Он не поднимает на меня глаза, когда я вхожу. Он не смотрит на меня, когда я стою перед ним. И он не обращает на меня свой взгляд, когда, протянув чек, я отпускаю его падать на пол. Он сбрасывает оцепенение только сейчас, когда я, схватившись обеими руками за ворот его рубахи, целую так, будто умру, если не сделаю этого. |