Онлайн книга «Зловещее проклятие»
|
– Нехорошо, молодые люди… Нехорошо… Да-с… – Что значит – нехорошо? – спросил Дубравин. Он был не на шутку встревожен выражением лица старого ювелира. – Обманывать нехорошо, – с осуждением сказал Крутских. – Что вы мне подсунули? Или вы думаете, что меня, опытного ювелира, можно провести, как мальчишку? – О чем вы говорите, Модест Савватиевич!? – Это же не “Магистр”! А то вы не знали… Крутских окинул с ног до головы уничижающим взглядом стоящего ближе всех Дубравина. – Как – не “Магистр”?! – в один голос воскликнули Дубравин и Белейко. – Очень просто. Не “Магистр”. Да-с… – Послушайте… – подступил к нему совершенно сбитый с толку Дубравин. – Вы ведь сами недавно определили, что это “Магистр”, уникальный бриллиант. Наконец, перстень по описанию – и вашему, кстати, – тот самый… – Вы что, и впрямь ничего не знаете? – недоверчиво спросил Крутских. – Чего не знаем? – Ну да, тогда понятно… Прошу меня извинить… Да-с… Крутских повертел перстень в руках и небрежно бросил на стол. – Это подделка. Красивая, чистая, выполненная талантливым мастером, но подделка. Страз. – Но, Модест Савватиевич, ответьте: это тот перстень, который вам приносила Ариадна Эрнестовна, или нет? – Нет. Все выполнено искусно и настолько точно, что я диву даюсь. Схожесть поразительная. И все же – страз. А где подлинник? Дубравин вопросительно посмотрел на побледневшую Ольховскую, которая не отрывала испуганных глаз от перстня. Актриса заметила его взгляд. Сложив лодочкой руки на груди, она жалобно сказала: – Честное слово! Честное слово… я об этом не имею ни малейшего понятия. – Если бы я знал, где этот подлинник… Нечеловеческая усталость вдруг охватила Дубравина, и он тяжело опустился на стул. – Страз… Блин! – выругался он сквозь зубы. – Не было печали… – Я догадываюсь, чья это работа… Модест Савватиевич снова принялся рассматривать подделку через лупу. – Я даже знаю наверняка. Да-с… – Чья? – встрепенулся в надежде Дубравин. – «Короля» ювелиров Содомского. – Где он живет, адрес? – Ах, молодой человек, знать бы, есть ли там адреса… Содомский – мой учитель, – с гордостью вскинул голову Крутских. – В двадцать первом году… бандиты… саблями… У Модеста Савватиевича подозрительно заблестели глаза. – Великий был мастер, несравненный… – А-а… – разочарованно протянул майор. – Дела давно минувших дней… Содомский… Но куда же девался подлинник?! – Если вы позволите, я вам расскажу кое-что. Возможно, это вам пригодится. Крутских с участием посмотрел на Дубравина. – Случилось сие в марте семнадцатого года в Гловске… – начал он свой рассказ. Спустя час Дубравин и Белейко остались в кабинете одни. Оба сидели молча, подавленные и вялые. – И все-таки, куда подевался “Магистр”? – наконец нарушил молчание майор. – Спроси что-нибудь полегче… – Ольховская?… Но зачем, зачем!? Дубравин обхватил голову руками. – В башке все перепуталось, тупею на глазах. Бриллиант на глазах превращается в страз. Мистика… И какое отношение к этой истории имела Новосад? – Слушай, Женя, а что ты думаешь по поводу рассказа Крутских? – Не могу сосредоточиться… Нужно подумать. – А что думать? Ехать туда нужно. Покопаться в архивах. – Идея неплохая. Если, конечно, там что-нибудь сохранилось. – Можно рискнуть. Шанс мизерный, но… – Ладно, считай, что почти решено. Посоветуемся еще с Драчом. Но поедешь ты. И не больше, чем на двое суток. – Не возражаю… Отступление 3. КУПЕЦ ВИЛЮЙСКИЙ Купец Вилюйский был трезв и хмур. Положив здоровенные кулаки на стол, он сидел, уставившись своими лупатыми глазищами на полный штоф, и о чем-то сосредоточенно думал. В горницу сквозь подтаявшее оконце сеялся неяркий серый свет. На сундуке, укрытом полосатым домотканым ковриком, разлегся огромный рыжий кот, мурлыча и потягиваясь. Перед внушительных размеров иконой Георгия Победоносца в серебряном окладе чадила лампадка. Под полом шебаршились мыши, пробуя на зуб дубовые доски. В дверь осторожно постучали. Вилюйский медленно поднял лохматую голову, потер виски и хриплым басом спросил: – Чавой там? – Батюшка, к тебе ить… В образовавшуюся щель просунула голову худая старушонка в черной косынке с пергаментно-желтым сморщенным личиком – какая-то дальняя родственница жены купца, приживалка. Таких старых ворон в доме Вилюйского кормилось добрый десяток – до очередного запоя хозяина. Тогда он скалкой вышибал всех вон, на улицу, и спускал злющих кобелей, которые с неохотой, похоже, больше для виду, чтобы потешить хозяина, легко покусывали эту черноюбочную рать за худые мослы, гнали приживалок до мостков через речку. Переждав где-то буйство своего благодетеля, старушки снова сползались в дом, тихо и незаметно рассасывались по многочисленным каморкам и клетушкам двухэтажного купеческого особняка с пристройками и амбарами. По трезвому Вилюйский старался их не замечать – он не был скуп и жаден до неприличия, как некоторые его сотоварищи по купеческой гильдии. Да и пользу старушки приносили кое-какую – работали, сколько хватало сил… – Кто? – Вьюнош… – А-а… Зови его сюда. И на стол чаво сообрази. Да живей поворачивайся, золотая рота! Мать твою… – Добавил непечатное вслед. В горницу, шумно притопывая скрипучими хромачами (стряхивал мокрый снег; хотя март был на исходе, на улице пуржило), вошел Капитон, кучер княгини Сасс-Тисовской. – Здоровья и благоденствия вам! Уверенным движением, без излишнего подобострастия, он склонил свою темно-русую голову перед Вилюйским. – Какое там, в Христа… Бога… и его пазуху… благоденствие… Купец облегчил душу в заковыристой брани. – Беспорядки, смута, анархия, Расею-матушку треплют все, кому не лень. Голытьба, а туды ж… Власть Советам… Временное правительство… А до какого, спрашивается, времени?! Ась? До какого времени купечество будут зобижать?! – Он грохнул кулаком по столу. |