
Онлайн книга «Сонька. Продолжение легенды»
— Это вы, мадемуазель, должны уйти отсюда сейчас и немедленно. Таббу качнуло. — Вы понимаете, что говорите? — По-вашему, я пьян? — Нет, вы трезвы. А это еще отвратительнее. Рокотов наклонился к ней, промолвил своим сводящим с ума сиплым голосом: — Прошу вас, советую… Бегите от меня. Роман наш закончился. Я ничего не принесу вам, кроме несчастий. Бегите… — Но ведь… — Глаза Таббы были полны слез. — Но ведь вы меня целовали. Произносили слова… — Это было… Было, милая девушка, и закончилось. Я позволил себе слабость и теперь горько каюсь. Мне жаль вашей чистоты и наивности… Уходите отсюда. — Нет, — покрутила головой прима. — Никуда я не уйду. Я обязана понять, что произошло. — Что произошло? — коротко задумался поэт и повторил: — Что произошло… — Поднял голову, просто и бесхитростно объяснил: — Просто я вас разлюбил. И вы мне больше не нужны. Табба задохнулась. — Как? — Я вообще, мадемуазель, никого в жизни не любил и не люблю. Попытался проверить на вас — не вышло. Не люб-лю! — Но я люблю вас! — Напрасно. У меня, мадемуазель, в жизни другой смысл и другие приоритеты. Теперь я понял это окончательно. — Назовите их, и я приму. — Хорошо… — Поэт посмотрел ей в глаза. — Бунт!.. Бомбы!.. Террор! Расправа! Вас это не пугает? — Бомбы — против кого? — Глаза Таббы расширились. — Вот видите, спрашиваете, значит — испугались. — Нет, не испугалась. Просто хочу знать! Рокотов дотянулся до ее головы, постучал изогнутым тонким пальцем по лбу. — Это слишком сложно для дамского ума… Ступайте, мадемуазель, и занимайтесь своим постыдным ремеслом! — Как вы можете? — Могу!.. Потому что не хочу лгать — ни себе, ни вам. — Он приблизил к ней лицо, прохрипел: — Это только кажется, что я поэт, мадемуазель! Я — вор! Нет, не щипач. Не какой-то мелкий марвихер. Вор во имя великого будущего Отечества!.. К черту искусство! К черту поэзию! Все это тлен и бессмыслица!.. Есть более высокие цели!.. Вы даже не заметили, что я дважды использовал вас для своих целей!.. Дважды я воровал вместе с вами!.. Теперь же больше не желаю, чтобы вы рисковали! — Зачем вы это делаете? — вытерев мокрые щеки, спросила прима. — Вы ведь талантливы. Молоды!.. Вас почитают, перед вами преклоняются. Зачем? Рокотов некоторое время смотрел на девушку своим тяжелым немигающим взглядом, вдруг, сцепив зубы, спросил: — Знаете, что такое ненависть?.. Это когда душу, глаза затмевает одна только чернота!.. Ненавидишь все — народ, страну, власть, порядки!.. Ненавидишь до такой степени, что хочется все разрушить, взорвать и на этом месте выстроить новое, светлое, сказочное царство! Табба не сводила с него влюбленного, восхищенного взгляда. — Я бесконечно люблю вас! Я пойду за вами куда скажете!.. Поэт откинулся на спинку грубого деревянного стула, с ухмылкой произнес: — Да, вы пойдете сейчас туда, куда я скажу… Домой!.. И забудете навсегда этот вечер, этот разговор… Забудете меня. — Пренебрежительно махнул рукой, приказал: — Ступайте, мадемуазель! А если что-нибудь случится, поставьте за меня свечку. — Вдруг внимательно, будто прицениваясь к чему-то, посмотрел на артистку черными бездонными глазами. — Ходят слухи, будто вы являетесь дочкой Соньки Золотой Ручки. Табба вздрогнула. — Что?.. Вы с ума сошли? — Наверное, — устало усмехнулся Марк. — Бред воспаленных мозгов. Ступайте с богом. — Чушь! Ваш идиотский вопрос — полная чушь. — Конечно чушь. Ступайте. Прима медленно поднялась и, не пряча мокрое от слез лицо, задыхаясь от плача, ринулась через задымленный зал к выходу. Перед самой дверью увидела как в тумане физиономию Изюмова, который спросил: — Могу ли я чем-нибудь помочь, мадемуазель? — Пошли к чертям! — выкрикнула она и выскочила на улицу. Было далеко за полночь. Небо по-прежнему было задавлено густыми низкими тучами, изредка за окнами слышался грохот повозок и карет, проносящихся по булыжнику. Катенька не спала. Сидела на кушетке в своей комнате, читала какой-то бессмысленный журнал о модных нарядах, ждала, когда барыня выйдет из ванной. Подошла к окну, через штору выглянула на улицу — темно и мрачно. Вернулась назад, прислушалась к звукам, доносящимся из ванной. Шум воды не прекращался, прима не выходила. Катенька на цыпочках подошла к двери ванной комнаты, прислушалась. Негромко позвала: — Барыня… Барыня, с вами все в порядке? Толкнула дверь, заглянула внутрь и от ужаса вдруг закричала во весь голос. Прима лежала в наполненной кровью ванне, вены ее рук были чудовищно изрезаны. Утром газеты вышли с крупными заголовками об очередном скандальном происшествии: ПРИМА ОПЕРЕТТЫ ПЫТАЛАСЬ ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ! КТО ДОВЕЛ ПРИМУ ДО ПОПЫТКИ САМОУБИЙСТВА? СПЕКТАКЛИ С УЧАСТИЕМ Г-ЖИ БЕССМЕРТНОЙ ОТМЕНЕНЫ! ВСКРЫТИЕ ВЕН — КАПРИЗ ПРИМЫ ИЛИ ЧЕЙ-ТО ЗЛОЙ УМЫСЕЛ? Директор, сидя за столом, держал в руках сразу несколько газет, смотрел на Изюмова раздраженно и неприязненно. Кроме Гаврилы Емельяновича в кабинете находился также следователь Гришин. — Излагайте! — велел директор. — Они в карете направились в ресторан «Бродячая собака», где находился всем известный поэт Марк Рокотов, — сказал артист. — Он ее ждал? — Похоже, что нет. Так как при поэте уже была особа женского пола. — Можете выражаться по-человечески?! — Рядом с поэтом сидела легкомысленная девица с возложенными на него ногами, — поспешно исправился артист. Гришин хмыкнул, с трудом сдержав смех. Изюмов испуганно оглянулся на него. — Продолжайте, — кивнул Гаврила Емельянович. — Девица затем ушедши, и ее место заняла мадемуазель Бессмертная. — Поэт был трезв? — подал голос Гришин. — Не смею знать, потому как лицо его скрывалось за густыми волосами. — Как долго госпожа Бессмертная беседовала с господином поэтом? — продолжил следователь. — Могу даже сказать точно… — Изюмов зачем-то вытащил свои карманные часы. — Тридцать семь минут. — Можете сказать, о чем шел разговор? — Никак нет. Был сильный шум выпивающих, мне же места близко не нашлось. — Так какого дьявола вы болтались за ней, если ни черта не знаете?! — вспылил директор. |