Книга Сонька. Конец легенды, страница 125 – Виктор Мережко

Директор силой заставил Гришина сесть, сам опустился перед ним на корточки.

— Послушайте меня внимательно. Да, мне жаль талантливую и несчастную артистку. Мне небезразлична судьба моего театра… Все это так. Но мне, дорогой сударь, далеко не безразлична моя судьба, моя жизнь. Мадемуазель посадят, театр рухнет к чертям собачьим, а с чем останется ваш покорный слуга?.. Он останется ни с чем. Как говорил великий, у разбитого корыта!.. Поэтому надо думать! Думать! Предложение дьявольское, жуткое, непостижимое! И его нужно как следует обмозговать.

Следователь поднялся.

— Обмозговывайте, Гаврила Емельянович. У вас есть несколько дней.

— А бриллиант вы уносите?

Гришин рассмеялся:

— Нет, оставлю вам. — Он пожал руку директору, поинтересовался: — Когда к вам может прийти госпожа Бессмертная?

Филимонов с силой потер пальцами виски, вздохнул.

— Завтра… Пусть придет завтра. После полудня.

Егор Никитич вышел из театра, сел в пролетку, извозчик ударил по лошадям.

Дарья внимательно посмотрела на отца, попросила:

— Вы, папенька, должны быть со мной откровенны.

— А я, Даша, откровенен, — ответил он и достал сундучок с бриллиантом. — Пусть будет у тебя.

— Что это?

— Это? — Гришин задумался. — Это судьба.

Девочка приоткрыла сундучок, в глаза ударил свет.

Она тут же опустила крышечку.

— Страшно. Он все время будет со мной?

— Нет, я скажу, кому и когда его передать, — ответил Егор Никитич.

Гаврила Емельянович в волнении опрокинул рюмку водки, задержал дыхание, чтобы почувствовать вкус напитка, закатил глаза, после чего взял колокольчик, позвонил.

— Изюмова ко мне! — приказал заглянувшей секретарше.

Бывший артист возник в дверях запыхавшийся и испуганный.

— Подойдите ближе, — махнул директор.

Николай сделал пару шагов и снова замер.

— Вы видели господина, который приходил ко мне?

— Так точно, Гаврила Емельяныч. Господин следователь.

— Вы определенно его видели?

— Весьма определенно, господин директор.

Филимонов поднялся, подошел к Изюмову. Поднес палец к самому его лицу, разъяснил:

— Не видели, не знаете, не слышали!.. Вы поняли меня? Господина Гришина здесь не было, и все прочие лица, которые будут впредь ко мне приходить, для вас должны остаться незамеченными. Вы глухи, слепы и невидимы! Вас просто нет!

— Не совсем понимаю, Гаврила Емельяныч, — пробормотал артист.

— Вы — прозрачны. Вы — эфир! Мимо вас прошли, ни вы никого не видите, ни вас никто. Теперь понятно?

— Так точ… Вернее, теперь понятно, — ответил тот и даже прищелкнул каблуками. — Меня больше нет!

— Идиот, — пробормотал директор и брезгливо махнул. — Ступайте!

Госпожа Гуральник как раз скрупулезно отбирала в овощной лавке фрукты, когда кто-то коснулся ее плеча. Оглянулась, от неожиданности напряглась.

Сзади стояла эсерка Ирина.

— Не признали? — спросила Ирина.

— Почему же? — пожала плечами та, съежившись. — Признала.

— Слава богу, — Ирина огляделась. — Есть разговор, госпожа Гуральник.

— Придется минуту подождать, — преподавательница музыки расплатилась за фрукты, кивнула мадемуазель. — Я к вашим услугам.

Вышли на улицу, Ирина показала на пролетку.

— Прошу вас.

— Мы должны куда-то отправиться?

— Да, на улице беседовать небезопасно.

— Но у меня дела!.. У меня занятия!

— Придется отложить. Вас ждут товарищи!

— Какие товарищи?.. Кроме тех, кого убили, я больше никого не знала.

— Убили далеко не всех. Остались те, кто желал бы с вами встретиться. Прошу в пролетку.

— Я стану кричать!.. И у вас возникнут проблемы.

— У вас возникнут проблемы не меньшие. Я просто пристрелю вас.

Мадам Гуральник нехотя уселась в пролетку. Ирина зашла с другой стороны, и извозчик тронул лошадей.

Квартира находилась на четвертом этаже довольно неухоженного доходного дома.

На звонок в дверь вышел немолодой господин, молча отступил назад, пропуская гостью и Ирину.

В дурно обставленной гостиной сидел второй мужчина, который при появлении дам приподнялся, слегка поклонился.

— Милости просим.

Ему не ответили. Ирина подвела мадам к одному из стульев, сама же осталась стоять.

Господин, встречавший их, также садиться не стал, ждал начала разговора.

— Я никого из господ не знаю, — сказала Гуральник Ирине.

— Это важно?

— Важно. Я должна знать, с кем надлежит беседовать.

— Вы имеете дело с членами партии, к которой имеете самое непосредственное отношение, — ответил второй мужчина.

Первый господин сделал несколько шагов, остановился напротив учительницы музыки.

— У нас к вам, мадам, несколько вопросов. Постарайтесь отвечать на них честно.

— Это допрос? — возмутилась та.

— Это процедура, которой подвергаются все члены партии. Поэтому первый вопрос: считаете ли вы себя членом партии эсеров?

— Да, я считаю себя членом партии эсеров.

— Следующий вопрос. Вы были свидетельницей расстрела наших товарищей на конспиративной квартире?

— В тот момент меня там не было.

— То есть вы не видели, кто стрелял?

— Я ответила.

— Мадемуазель Бессмертная могла быть тем человеком?

— Мне это неизвестно.

Ирина зашла за спину мадам Гуральник.

— Кто, по-вашему, мог сообщить полиции, что стреляла именно эта дама? — вступил в разговор сидевший на стуле человек.

— Я, господа, не служу в полиции!

— Полиции также стало известно, что мадемуазель Бессмертная вместе с бароном Красинским готовили покушение на генерал-губернатора города. Кто из членов партии мог, по-вашему, передать такую информацию?

Гуральник поднялась:

— Я не намерена отвечать на дурацкие вопросы!

Ее остановила Ирина:

— Сядьте, мадам, разговор еще не окончен.

— Но…

— Сядьте.

Мадам опустилась на стул, уставилась на сидящего перед нею человека.