Книга Лондонские сочинители, страница 21 – Питер Акройд

Спохватившись, что до сих пор не снял колпак, Бейкер извинился и сдернул его с головы.

— Почерк и в самом деле шестнадцатого века. Мне уже случалось изучать подпись Шекспира…

— Какую именно, сэр?

— Ту, что стоит под завещанием, которое хранится в Роллс-Чэпел, мистер Досон. Правда, там оно лежит под стеклом. Но я исследовал его досконально. Определил все наиточнейшим образом. — Он вынул из кармана полоску бумаги. Она была испещрена черточками и цифрами. — Да-да, для этого я даже изобрел собственный микромемнониграф. У меня, как видите, свой метод оценки, основанный на четких принципах.

Бейкер говорил с такой подкупающей живостью, что Сэмюэл Айрленд на мгновение отвлекся от сути его рассуждений. Но когда палеограф стал пристально вглядываться в подпись, Айрленд забеспокоился.

Что, если этот всезнайка заподозрит фальшивку? Почти утыкаясь носом в пергамент, Бейкер сосредоточенно рассматривал его, время от времени восклицая «О!» или «Ага!».

— Кое-какие отклонения от норм того времени имеются, — наконец произнес он, — но в определенных обстоятельствах они вполне объяснимы. В целом я склонен думать, что документ подлинный. Самый что ни на есть настоящий. Поздравляю вас, сэр. — Он впервые взглянул на Айрленда. — Полагаю, именно вы его сюда принесли?

— Да, эта честь принадлежит мне.

— В таком случае ваша заслуга велика.

* * *

Позже, описывая этот эпизод сыну, Сэмюэл Айрленд изобразил в лицах, как Бейкер поклонился ему, как Досон размахивал бутылкой из-под содовой и как стоявшая в дверях Джейн крикнула: «Ура!» Сначала, услышав о появлении в редакции палеографа, Уильям пришел в ужас. Кто дал Досону право приглашать посторонних? Но когда отец сказал, что Бейкер подтвердил подлинность завещания, сын громко расхохотался:

— Неужели ты ожидал чего-то иного, отец? Какие могли быть сомнения?

И Уильям поспешно выскочил из комнаты: его охватил такой восторг, что захотелось скрыться и побыть одному.

Стоял первый день весны. Чарльз Лэм, Том Коутс и Бенджамин Мильтон сидели в трактире «Биллитер-инн».

— Что значит «бешенство матки»? Я где-то читал, что им страдал Юлий Цезарь. Но что это такое, понятия не имею.

— А у тебя, Бен, бывало бешенство? Апчхи! — Том, пивший крепкий эль, не удержался и, прикрывшись рукавом, громко чихнул.

Бен погладил его по спине:

— Будь здоров, голубчик. Ты меня удивляешь, Чарльз. Это выражение встречается в «Короле Лире», неужто не помнишь? На латинском — hysterica passio. Человек впадает в неистовство, матка поднимается все выше и душит сердце. А матка ведь от слова «мать».

— Но у мужчин нет матки.

— Зато есть другие внутренние органы. Они могут кровоточить.

— Моя мать вечно в истерическом состоянии. — Том допил свой эль и поднял руку, давая знать, что просит еще порцию. — Чуть что — сразу в слезы.

— Под действием сильных чувств организм вырабатывает особые соки. — Пробиваясь сквозь хмельной туман, Бенджамин силился развить свою мысль. — Тяжелая черная желчь поднимается в мозг. Вот вам и истерия.

* * *

Неделей раньше Мэри возилась на кухне, готовила на ужин почки; мать сидела рядом.

— Решительно не понимаю, — говорила миссис Лэм, — зачем надо непременно тушить почки со специями. Отчего их просто-напросто не пожарить?

Мэри вскрикнула от боли: она полоснула ножом по подушечке большого пальца. На разделочную доску закапала кровь. Чарльз без всякого интереса, просто от нечего делать уже некоторое время наблюдал, как сестра управляется с потрохами; он готов был поклясться, что порезалась она намеренно — хладнокровно перевела нож с почки на палец. При виде крови миссис Лэм взвизгнула и вскочила со стула. Она попыталась было взять руку дочери, но Мэри отвернулась, достала из ящика льняную тряпицу, быстро перевязала палец и взглянула на Чарльза. Ему почудилось, что глаза ее победно сверкнули.

После ужина, под тем предлогом, что без его помощи ей не перевести трудный пассаж из Лукреция, Мэри пришла к брату в комнату и села в изножье кровати.

— Знаешь что, Чарльз? Мне необходимо выбраться из этого дома.

— Почему, милая?

— А ты сам не видишь? Я здесь погибаю.

Ее слова немало удивили Чарльза. Заметив его изумление, она разрыдалась. Он потянулся к ней, но не коснулся ни волос, ни руки. Рыдания стихли так же быстро, как начались. Мэри утерла слезы тряпицей, которой был перевязан палец.

— Я говорю совершенно серьезно, Чарльз. Мне нужно уехать, иначе я сойду с ума.

— И что ты станешь делать? Куда направишься?

— Не имеет значения.

Прежде Мэри никогда не делилась с братом подобными переживаниями; ее слова потрясли и испугали его. Он не знал, что сказать в ответ. Конечно, можно было усмотреть в ее речах намек на то, что она хочет оставить — бросить — его, Чарльза, но такое толкование он сразу же отмел как абсурдное. Однако причина ее гнева и отчаяния оставалась для него загадкой. Он всегда считал, что сестра своим бытьем довольна, что ее жизнь с родителями, в привычном уюте, почти безмятежна. У Мэри есть время и почитать, и заняться шитьем. Она сама признавалась, что обожает вечерние беседы с братом, ждет их с неизменной радостью. Нет, невозможно принимать ее угрозу уйти из дому всерьез.

— И что же станется с отцом? — только и сказал он.

Мэри бросила на него безумный взгляд и вышла из комнаты. На лестнице послышались быстрые дробные шаги; затем открылась и стукнула входная дверь. Значит, Мэри выскочила на улицу простоволосая, даже не набросив шали.

* * *

Ночь была теплая, но дул сильный ветер. Мэри Лэм шла неведомо куда, неведомо зачем; ей просто нужно было выйти на свежий воздух. Она быстро шагала по мостовой. В водопроводную трубу шмыгнула крыса, но Мэри даже не вздрогнула. Наконец-то она вырвалась на волю. По булыжникам шуршали гонимые ветром обрывки газет и апельсинные корки. Пряди незаколотых волос развевались, падая на лицо и шею. «Я колдунья, — подумала она, — полуночная ведьма. [70] Я проклята». Она бросилась бежать, свернула в темный переулок И с разбегу на кого-то натолкнулась.

— Мисс Лэм?

В первое мгновение она его не узнала.

— Ой, мистер Айрленд. Простите, пожалуйста. Я вас напутала.

— Нимало. Я ничуть не пострадал.

С минуту они молча смотрели друг на друга.

— Что-нибудь стряслось?

— Тряслось? Ничего не тряслось. — От волнения и смущения она сама не понимала, что говорит. — Вы не пройдетесь со мной немножко?