Онлайн книга «Закрытая книга»
|
— Просто страшно подумать. — Так ведь все зависит от того, чему вы улыбаетесь, верно? Ну вот, вы уж меня простите, но я увлекся нашей бессвязной болтовней, и теперь вам придется заново рассказать мне, что где у меня на тарелке. — Полдень — фазан. Три часа — картофель. Семь — фасоль. И десять десять — соус. — Благодарю вас. Кстати, какой роскошный запах у вашего лосьона после бритья. — «Джаз». Сен-Лоран. Надеюсь, не слишком бьет в нос? — Ничуть. Запах, я бы сказал, сдержанно-пикантный. Возможно, очередная безвкусная бурда, изготовляемая миссис Килбрайд, и не выдержала бы такого ароматического удара, но это… Ну, Джон, поздравляю, фазан восхитителен, совершенно восхитителен. — Приятно слышать. Правда приятно. Ведь я давным-давно не готовил для двоих. — Вы уже говорили. Но… — Да? — Почему, Джон? — Что почему? — Почему вы давно не готовили для двоих? — Вы же знаете почему. Я живу один. — Но я об этом и спрашиваю. Почему вы живете один? * * * Вы еще молоды. По всей видимости, относительно хорошо обеспечены. И вы явно человек приметный, более чем приметный. Еще в первый день нашего знакомства вы сами сказали, что недурны собой. Я, конечно, не хочу лезть не в свое дело, но признаюсь, меня снедает любопытство. Вы-то ведь про меня уже многое узнали. Итак, почему вы до сих пор не женаты? — Ответа на этот вопрос я не знаю. — Разве вы не любите женщин? — Что? — Разве вы не любите женщин? — Вы имеете в виду, не гомик ли я? — Кажется, нынче говорят «голубой». Это ли я имел в виду? Пожалуй, да. Как вы понимаете, для нашего с вами сотрудничества это не имеет ни малейшего значения. — Нет, я не гомик. — Тогда почему же вы один как перст? Уж простите меня, Джон, но вы живете в моем доме, а я почти ничего не знаю о том, какое существование вы вели до приезда сюда; хоть я и увечное страшилище, но другие представители моего вида интересуют меня ничуть не меньше, чем любого нормального человека. — Можно просто сказать: я всегда был довольно нелюдимым. — Бросьте, Джон, вы же не отвечаете на вопрос, а только вынуждаете меня поставить его несколько иначе. Почему вы всегда были довольно нелюдимым? Расскажите-ка про себя. — Если не возражаете, Пол, я предпочел бы не отвечать. — Вон как! — В конце концов, нелюдим потому, в частности, и нелюдим, что не любит говорить про свою жизнь, правда? Ну сами подумайте. Если бы меня действительно тянуло откровенничать, я не был бы таким нелюдимым. Улавливаете мою мысль? — Я улавливаю другое: я вижу тут искусную, по всем законам софистики выстроенную попытку вообще избежать ответа на вопрос. Ну, будь по-вашему. Вы, значит, предпочитаете о себе не рассказывать; что ж, это ваше право, я готов отнестись к нему с уважением. Но если вам когда-нибудь захочется, как вы выразились, пооткровенничать, имейте, пожалуйста, в виду, что у вас здесь есть друг, который с готовностью выслушает все, что вы скажете. — Очень любезно с вашей стороны, Пол. — Да, Джон, ужин и впрямь восхитительный. Или я уже это говорил? Фазан приготовлен именно так, как надо. Нежный, не слишком волокнистый. А картошка — картошка просто тает во рту. — Как вам соус? — Соус? Да, тоже на редкость хорош. Есть в нем особый тонкий привкус. Не могу точно определить, какой именно. Необычный, но очень, очень приятный. * * * — Ктоо-о-о Подсказал: она моя? Ктоо-о-о Дал мне счастье бытия? Вот абсолютное блаженство! Вот абсолютное блаженство! Ктоо-о-о Тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла-лам? Ктоо-о-о Пам-пам-па-рам-па-рам-па-рам Ооо-о-о! Да, угадала ты, любовь моя! Не кто иной, как ты. Ктоо-о-о… Кто там? Есть там кто-нибудь? Джон, это вы? Скажите ради бога хоть слово! Джон! Джон! Джон! — Я здесь! В чем дело? Что-то случилось? — Зайдите скорее сюда! — Вы хотите сказать, в… — Да, да! Заходите внутрь! Какое это имеет значение? * * * — Что произошло? — Ответьте мне честно, Джон. Вы стояли минуту назад… стояли в ванной комнате? — Что?! Конечно же нет. — Послушайте, причина ведь меня не волнует: по ошибке вы зашли или вам что-то привиделось… Не имеет значения. Просто мне необходимо знать, стояли вы там или нет. У двери. — Да нет же, Пол, не стоял, уверяю вас. — А где вы были? — Когда вы меня позвали? Сидел за столом, занимался картинкой-головоломкой. Я ее почти сложил. — Полагаю, нет смысла спрашивать вас, не заметили ли вы кого-нибудь? Я имею в виду, в прихожей или… — Разумеется, не заметил. Во всем доме никого, кроме нас с вами, нет. Я сам запер входную дверь. — А черный ход? — Так его сегодня и не отпирали. Что случилось? Когда вы лежали в ванне, вам показалось, что кто-то над вами стоит, да? — Не знаю, я уже вообще ничего не знаю. Но свет-то горит? — Горит, горит. Пол, в доме, кроме нас, ни души. Можете мне поверить. — Да. Да, вы, разумеется, правы. Но я так струхнул — вы представить себе не можете. Сердце до сих пор колотится. Я в самом деле готов был поклясться… — Слушайте, мне известно, что слепые становятся особенно чуткими к… Ну, что у них остальные органы чувств гипертрофируются… Правильно я употребил это слово? — Да. — В таком случае не исключено, что у вас развилась повышенная чуткость, правда? Быть может, теперь вы стали слышать звуки — всякое там поскрипывание и прочее, — которые издает старый, обветшавший дом, не более того, а вы раздуваете из этого бог знает что. Разве не может такого быть? — Да, я… Я уверен, что так оно и есть. Пожалуй, тут вы верно подметили. О господи, я просто сам не свой. И себя, и вас поставил в неловкое положение. Но говорю вам, Джон, я готов был поклясться, понимаете, поклясться, что в ванной кто-то есть. — Хотите, чтобы я остался с вами? — Нет, нет, вы очень добры, но я… Мне все равно пора вылезать. Вода уже чуть теплая. Большое спасибо, Джон. И простите, что вам приходится терпеть мои дурацкие закидоны. Удовольствие, надо полагать, маленькое. И в круг ваших обязанностей, боюсь, совсем не входит. |