Онлайн книга «Тайна Jardin des Plantes»
|
День четвертый. Остров Ситэ полностью затоплен, видны лишь башни Нотр-Дам и Сент-Шапель и крыша Консьержери. Сорбонна стоит на берегу огромного озера. День пятый. Вода достигает площади Трокадеро и Пантеона. День шестой. Можно совершить лодочную прогулку по площади Тертр, у подножия Сакре-Кер на Монмартре. День седьмой. Под водой скрывается верхушка Эйфелевой башни…» Дочитав, Тринитэ застыла за компьютером. Пальцы ее дрожали. — Но Париж ведь не может вот так исчезнуть… всего за неделю оказаться на дне моря! — Совсем как Атлантида, — мечтательно пробормотал Сильвен, воображая экскурсантов в полном снаряжении для подводного плавания, готовящихся осмотреть Лувр и Нотр-Дам, а потом совершить прогулку по Елисейским Полям — проплыть над кронами похожих на гигантские водоросли деревьев, заглядывая в окна квартир, словно в иллюминаторы затонувшего «Титаника»… — Опять завис! — с досадой сказала Тринитэ. Взглянув на неподвижный курсор, Сильвен заметил: — Нам еще повезло, что удалось подключиться к Интернету. Несколько кварталов уже остались без связи. Тринитэ резко поднялась: — Нужно идти! Вот теперь нам предстоит настоящая работа! И прежде чем Сильвен успел хоть что-то на это сказать, она быстро расставила книги по полкам, выключила компьютер и, подхватив с кровати куртку Сильвена, протянула ее профессору. — И где же мы займемся этой «настоящей работой»? — спросил он недоверчиво. Тринитэ распахнула дверь квартиры, как если бы ответ скрывался за ней, и уже с лестничной площадки крикнула: — У меня! Сильвен вышел следом за девочкой, но, когда она начала спускаться по лестнице, в кармане у него зазвонил мобильник — впервые со вчерашнего вечера. «Может, это мать?» — тут же подумал он, потеряв при одной мысли об этом часть своей уверенности. Он вынул телефон и, увидев имя абонента, побледнел. — Какая-то проблема? — спросила Тринитэ, обернувшись. — Подожди меня внизу. Я спущусь через пять минут. — Но… Не дослушав ее, Сильвен захлопнул дверь. Напрасно Тринитэ прижала ухо к замочной скважине — ей не удалось ничего услышать, потому что Сильвен ушел вглубь квартиры. Распахнув окно, выходившее на развалины древнеримского амфитеатра, он перегнулся через подоконник и только после этого нажал клавишу соединения. — Габриэлла?.. Воскресенье, 19 мая, полдень — Вы по-прежнему даете интервью, лежа в постели, месье Маркомир? Немного поколебавшись, гуру ответил: — Да, таковы обстоятельства. Старая журналистка вздрогнула, заметив ледяной взгляд Маркомира, блеснувший из-под синих очков. — А ваши гориллы так и останутся здесь? Гуру слабо улыбнулся и откинулся на разноцветные подушки. Waterbed [10] заколыхалась, и «прилив» достиг колен журналистки, сидевшей у кровати с диктофоном в руке. — Ну, хорошо, — сказал Маркомир и щелкнул пальцами. — Вы можете идти, я хочу остаться один с мадам… мадам?.. — Шмидт, — быстро ответила журналистка, в то время как пятеро мощных, наголо остриженных охранников молча покинули комнату. Движения их были механическими, словно у роботов. Оставшись наедине с журналисткой, Маркомир окинул ее пристальным недоверчивым взглядом. Лет шестьдесят, упрямая, въедливая… — Я вас слушаю… — Я хочу написать о вас подробную статью, — с места в карьер заявила журналистка. — На всю последнюю полосу вторничного номера. — Если «Фигаро» к тому времени еще будет выходить… — произнес Маркомир без всякой иронии, бросив мимолетный взгляд в окно. В небе носились целые стаи птиц, как перед грозой. — Что именно вы хотите знать? — спросил он затем у журналистки. — У меня уже достаточно материала, но я бы хотела прояснить некоторые малоизвестные детали вашей биографии. Она заметила, что при этих словах уверенности у Маркомира убавилось. Его улыбка застыла, взгляд помрачнел. Но он по-прежнему любезным тоном произнес: — Я слушаю. — Ваши родители назвали вас Жан-Мишель, в честь вашего дедушки с материнской стороны, Жана-Мишеля Фабриса, который выращивал виноград в Рабастане? Маркомир застыл с открытым ртом. Потом быстро посмотрел по сторонам, словно в поисках поддержки. Журналистка снова заговорила: — Когда вы уехали из родительского дома в возрасте тридцати двух лет — вас действительно выгнали за то, что вы избили вашу мать, которая провела восемь месяцев в больнице? Маркомир побагровел: — Но… — Когда вы прибыли в Париж, вы действительно встретили Клода Бриана, торговца с блошиного рынка, который вовлек вас в занятия мужской проституцией, что и было вашим источником дохода в течение шести лет? — Прекратите! Гуру был вне себя. Он испытывал ужас при мысли о том, что охранники могли услышать эти кощунственные слова, и с трудом сдерживался, чтобы не закричать… и не задушить эту хрычовку, сидящую возле его кровати. Но журналистка невозмутимым тоном продолжала: — Когда вы в ходе своей… профессиональной деятельности познакомились с герцогом де Лабарром, могли ли вы вообразить, что он воспылает к вам такой страстью, что завещает все свое имущество, в том числе и место, называемое «Цветочный город», в Тринадцатом округе Парижа? Могли ли вы вообразить, что он умрет спустя всего несколько недель после того, как впишет вас в свое завещание? У главы Протейнианской церкви перехватило дыхание. — Это… это… это клевета! Журналистка оставалась невозмутимой. Лишь слегка ядовитым тоном она произнесла: — Вы, как и я, знаете, что я ничего не выдумала. С этими словами она протянула ему папку, на обложке которой было написано: «Протей Маркомир. Конфиденциальная информация. Министерство внутренних дел». — Клевета… клевета… — бормотал он лихорадочно, пролистывая страницы и разрывая их одну за другой. — Это всего лишь копия, месье Фабрис. Услышав свою настоящую фамилию, Маркомир вздрогнул от отвращения. Ему все сильнее хотелось удавить эту старую мерзавку! — И когда вы рассчитываете это опубликовать? Посетительница обвела взглядом голые стены большой комнаты-мансарды, потом мягко улыбнулась: — Думаю, вы уже догадались, что я не журналистка, месье Фабрис. |