Книга Синдром, страница 114 – Джон Кейз

– Выживание агента не являлось для нас решающим фактором. Если агент выживает и пойман, то возникают проблемы. А людям так или иначе свойственно попадать в ловушки… Не в первый и не во второй раз, но рано или поздно это происходит.

Гости взглянули на хозяина дома.

– Предположим, ружье даст осечку, – объяснил Шапиро. – Или полицейские неожиданно заинтересуются безобидными на первый взгляд вещами – так ведь тоже происходит. И скоро вы узнаёте, что ваш человек подвешен за ноги в подвале министерства безопасности какой-нибудь страны и все норовят задать ему вопросы. Вот поэтому мы довольно активно разрабатывали способы создания особых агентов…

– Попробую угадать, – вызвался Макбрайд. – Вы сводили их с ума?

Шапиро направлялся к столу, будто взвешивая эту формулировку. Он устроился на подушках и ответил:

– Нет. Если бы мы сводили агентов с ума, они оказались бы не в состоянии функционировать. Мы потратили годы и довольно крупные суммы денег на изучение дифферентной амнезии и способов расщепления личности . И в конце концов нашли оптимальное решение: воспоминания-ширмы . Впрочем, даже с ними возникали проблемы. У агентов наблюдалась тенденция к дестабилизации личности, и поэтому требовался психотерапевт, осуществлявший постоянную подпитку информацией.

Эйдриен взглянула на Макбрайда, затем обратила озадаченный взгляд на Шапиро.

– Что такое воспоминание-ширма? – поинтересовалась она.

Ученый задумался.

– Это ложные воспоминания, смехотворные уже в своей основе. Любой, кто будет настаивать на их истинности, сам себя дискредитирует.

– Вы не могли бы пояснить на примере? – попросил Макбрайд.

– Меня похитили пришельцы и отвезли на подземную базу в Антарктике, – проговорил ученый.

– В детстве меня истязали сатанисты, – добавила Эйдриен.

– Точно, – сказал Шапиро. – Говорящий – а в нашем случае убийца – моментально становится в глазах слушателей «тихо помешанным». Что, как вы можете себе представить, выглядит убедительно для каждого.

– Убедительно? – бросила ему в лицо Эйдриен. – Вы говорите о человеческих жизнях. Вы говорите о моей сестре!

Старика потрясла неожиданная вспышка гнева со стороны гостьи.

– Я говорю гипотетически. А кроме того, Программа вряд ли имеет какое-то отношение к вашей сестре, если только она не гораздо старше вас.

– Как вы смеете такое утверждать? – возмутилась Эйдриен. – Вы же видели имплантат.

– Нас перестали финансировать лет тридцать назад. К тому времени подавляющее число проектов переместилось за границу. Шестидесятые, что вы хотите! Каждый, кому не лень, проводил собственные эксперименты по управлению рассудком.

Неожиданно для себя Лью улыбнулся:

– Вы сказали, исследования переместились за границу?

– Большая часть работ проводилась в университетах и исследовательских институтах. Финансирование шло через фонды и учреждения, которым мы могли доверять. Когда агентством пристально заинтересовались конгресс и журналисты, некоторые особенно секретные проекты пришлось переместить за рубеж. К тому времени когда комиссия Рокфеллера приступила к расследованиям, вся деятельность оказалась прикрыта, а я ушел в отставку.

Какое-то время все молча сидели, глядя на блики огня. Наконец Макбрайд откашлялся.

– А как же я? – спросил он. – Откуда взялся имплантат?

Шпион в отставке покачал головой.

– А моя сестра! – настаивала Эйдриен – Как насчет нее?

Шапиро развел руками:

– Вы говорите не с тем человеком. Повторяю, я – динозавр в этой области.

– Нет, думаю, я разговариваю с человеком, который не хочет принять факты. Даже когда они лежат у него перед носом. Вы видели историю болезни, видели имплантат.

– Я видел фотографию.

– Считаете, что мы все выдумали? – поинтересовался Льюис.

– Нет, – уступил ученый.

– Тогда почему не хотите признать очевидное? Ведь ясно, что Программа не закрыта, – настаивала Эйдриен. – ЦРУ…

– ЦРУ не имеет к этому никакого отношения. – Шапиро медленно покачал головой. – Поверьте мне: если бы в проекте было замешано Управление, я бы знал.

Макбрайд пытался понять.

– Тогда кто же всем этим занимается?

– Франкенштейн, – ответил Шапиро.

Гости переглянулись, полагая, что неверно расслышали последнюю реплику хозяина дома.

– Простите, кто?

– Франкенштейн. – Старый ученый прикончил второй бокал вина и откинулся на подушки. На его губах блуждала отчужденная улыбка. – Агент или организация, не контролирующаяся извне.

– И?… – Эйдриен посмотрела на Шапиро, побуждая его закончить мысль.

– Это просто мои догадки, – признался он. – Судя по фотографии, я бы сказал, что Программу приватизировали.

– То есть как – приватизировали? – не понял Льюис.

– Значит, она оказалась в руках владельца из частного сектора. Или того, кто перешел работать в частный сектор. Иными словами, некто продолжил исследования уже самостоятельно – без помощи ЦРУ.

– Кто это может быть? – спросила Эйдриен.

Шапиро пожал плечами:

– Не имею представления.

– На такой проект требуется немало средств, – размышлял вслух Макбрайд.

Бывший разведчик кивнул:

– Да, не один миллион. А с другой стороны – на что не требуется денег?

– Как же им удается держать исследования в тайне? – удивилась гостья.

Старик немного поразмыслил.

– Вполне осуществимо, если разместиться в оффшорной зоне. Это должно быть что-нибудь небольшое, вроде клиники, где анонимность пациента имеет первоочередную значимость. – Ученый задумался. – Знаете, а ведь над Программой работают уже тридцать лет. Бог ты мой!

– Вы сказали, что поместили бы исследования в клинические условия? – ухватилась за мысль Эйдриен.

– Да.

Она подалась вперед:

– Тогда скажите, вы когда-нибудь слышали о клинике Прудхомма?

Шапиро насупился, подумал и покачал головой:

– Не припомню.

Эйдриен обернулась к своему спутнику, который смотрел на нее с немым вопросом, не понимая, к чему она клонит.

– А ты?

Вопрос застал Макбрайда врасплох.

– Что? Слышал ли я о клинике? – Льюис представления не имел о том, что за игру затеяла Эйдриен, однако, поняв, что она настроена решительно, покопался в памяти. – В Луизиане есть шеф-повар с похожей фамилией, но не думаю, что он здесь как-то замешан. – После недолгой паузы Лью спросил: – И где эта клиника Прудхомма?