Книга 1974: Сезон в аду, страница 69 – Дэвид Пис

— Зачем мне врать?

— Не знаю. Может, по привычке?

Я отвернулся и уставился поверх мертвой бурой изгороди на мертвое бурое поле с мертвым бурым деревом.

— Что она сказала про Клер Кемплей? — тихо спросил сержант Фрейзер.

— Не так уж и много.

— А конкретно?

— А ты что думаешь, здесь есть какая-то связь?

— Это очевидно.

— Какая же? — спросил я, чувствуя, как хрипит мой пересохший рот и стучит мое влажное сердце.

— А ты как думаешь, на хер, какая тут может быть связь, если она участвовала в следствии?

— Ноубл и компания это отрицают.

— Ну и что? Все знают, что это правда.

— И что дальше?

— И дальше все всегда упирается в тебя.

— В меня? А я-то тут при чем?

— Ты — отсутствующее звено.

— Которое типа все соединяет?

— А вот это я у тебя должен спросить.

— Тебе надо было быть журналистом, черт побери, — сказал я.

— И тебе тоже, — прошипел Фрейзер.

— Иди ты на хер, — ответил я, заводя двигатель.

— Все взаимосвязано, — сказал сержант Фрейзер.

Я дважды посмотрел в зеркало заднего обзора и выехал с площадки. На перекрестке Б6134 и А655 Фрейзер сказал:

— В полночь?

Я кивнул и подъехал к «макси», стоявшей перед пустым гаражом.

— Давай в Морли, — сказал сержант Фрейзер, взял мешок и вышел из машины.

— А почему бы и нет?

Осталась последняя карта. Я бросил взгляд в зеркало и выехал на дорогу.

Сити Хейтс, Лидс.

Стоя под белым небом, которое становилось серым и угрожало дождем, но никогда не обещало снега, я закрыл машину и подумал, что летом здесь, должно быть, очень неплохо.

Простая высотка постройки 60-х годов: облупившаяся желтая и небесно-голубая краска, тронутые ржавчиной перила.

Я поднялся по лестнице на четвертый этаж; стук мяча о стену, детский визг на ветру; я думал о Битлз и обложках их пластинок, о чистоте, о набожности и о детях.

Поднявшись на четвертый этаж, я пошел по открытому коридору мимо запотевших кухонных окон и приглушенных радиоприемников до желтой двери с номером 405.

Я постучал в дверь квартиры 405, Сити Хейтс, Лидс, и стал ждать.

Через несколько секунд я нажал кнопку звонка.

Ничего.

Я наклонился и поднял железную крышку почтового ящика.

От теплого воздуха глаза мои заслезились, было слышно, что по телевизору идут лошадиные скачки.

— Извините! — заорал я в щель ящика.

Скачки прекратились.

— Извините!

Снова глаз в ящик: к двери приближалась пара белых махровых носков.

— Я знаю, что вы там, — сказал я, выпрямляясь.

— Что вам надо? — спросил мужской голос.

— Просто переговорить.

— О чем?

Разыгрывая единственную оставшуюся у меня в руках карту, я ответил двери:

— О вашей сестре.

Ключ повернулся в замке, и желтая дверь открылась.

— А что с моей сестрой? — спросил Джонни Келли.

— Щелк, — сказал я, поднимая перевязанную правую руку.

Джонни Келли, в свитере и голубых джинсах, со сломанным запястьем и побитым ирландским лицом, переспросил:

— Что с ней?

— Вам надо с ней связаться. Она о вас беспокоится.

— А вы кто такой, мать вашу?

— Эдвард Данфорд.

— Я вас знаю?

— Нет.

— А как вы узнали, что я тут?

Я достал из кармана рождественскую открытку и протянул ему.

— С Рождеством.

— Глупая сука, — сказал Келли, открыв ее и уставившись на два кусочка пластиковой ленты.

— Можно мне войти?

Джонни Келли повернулся и пошел внутрь, я проследовал за ним по узкому коридору мимо ванной и спальни в гостиную.

Келли сел в виниловое кресло, держась за запястье.

Я сел на такой же диван лицом к телевизору, забитому лошадьми, бесшумно прыгающими через заборы, спиной к очередному зимнему лидскому дню.

Полинезийская девушка с цветком в волосах над газовым камином улыбалась среди оранжевых и коричневых теней, и я подумал о темноволосых цыганских девочках и розах, торчащих там, где розам совсем не место.

После первого тайма под лошадьми высветился счет: «Лидс» проигрывал в Ньюкасле.

— У Полы все нормально?

— А вы как думаете? — сказал я, кивая на раскрытую газету, лежавшую на пластиковом журнальном столике. Джонни Келли наклонился вперед, взглянул на страницу.

— Так вы один из этих чертовых газетчиков, да?

— Я знаю вашего Пола.

— И это вы написали это дерьмо, да? — сказал Келли, откидываясь на спинку кресла.

— Я этого не писал.

— Но ведь вы же из этой сраной «Пост»?

— Теперь уже нет.

— Черт, — сказал Келли, качая головой.

— Послушайте, я ничего не собираюсь говорить.

— Ясное дело, — улыбнулся Келли.

— Просто расскажите, что произошло, и я обещаю, что никому ничего не скажу.

Джонни Келли встал:

— Вы — журналист, мать вашу.

— Уже нет.

— А я вам не верю, — сказал Келли.

— Ну хорошо, допустим, журналист. Значит, я в любом случае могу написать любое дерьмо.

— Как обычно.

— Ладно, тогда просто поговорите со мной.

Джонни Келли стоял за моей спиной и смотрел в огромное холодное окно на огромный холодный город.

— Если вы больше не журналист, тогда зачем пришли?

— Я пытаюсь помочь Поле.

Джонни Келли сел обратно в виниловое кресло, потирая запястье и улыбаясь.

— Еще один.

В комнате становилось темно, и огонь в газовом камине казался ярче.

— Как это случилось? — спросил я.

— Авария.

— Да?

— Да, — сказал Келли.

— Вы были за рулем?

— Она.

— Кто?

— А вы как думаете, кто?

— Миссис Патриция Фостер?