Книга Голливуд, страница 22 – Чарльз Буковски

— А что?

— У него макаронина прилипла к губам — и никто ему об этом не скажет!

— Вижу-вижу! — сказал Джон.

Гарри Фридман все ходил между народом и беседовал. И никто не заикался насчет макаронины. Наконец он приблизился к нам, оказался через столик от нашего. Я поднялся с места и подошел к нему.

— Мистер Фридман, — начал я.

Он повернул ко мне монструозное лицо гигантского младенца.

— Да?

— Стойте-ка!

Я протянул руку, подцепил пальцами макаронину и отклеил от его рта.

— Вы так с ней и ходили. Извините, я не выдержал.

— Спасибо.

Я вернулся к нашему столику.

— Ну, и как он тебе? — спросил Джон.

— По-моему — прелесть.

— Я же говорил. В жизни ничего подобного не встречал, если не считать Лидо Мамина.

— Все равно ты поступил очень благородно — снял с него эту дурацкую лапшу. Ведь никто больше не осмелился!

— Я вообще ужасно благородный.

— Ой ли? И какие же благородные поступки за тобой числятся?

Наша бутылка опустела. Я подал знак официанту. Он насупился, но принес новую.

А я так и не смог вспомнить своего благородного поступка. Чтоб был недавний…

Начался предсъемочный период. Все вроде шло гладко. Потом позвонил Джон.

— Беда.

— Что стряслось?

— Фридман и Фишман…

— Что они выкинули?

— Пытаются выпихнуть моих продюсеров — Тима Радди и Лэнса Эдвардса.

— Радди я знаю, а кто такой Эдвардс — понятия не имею. В чем дело-то?

— Эти ребята давно со мной. Вложили деньги и время. А теперь Фридман и Фишман намерились дать им под зад коленкой. Давят на меня со всех сторон. Инвестиции срезают. У «Файерпауэр» дела пошли худо. Их акции поднимались до сорока пунктов, а сейчас их сбрасывают по четыре.

— Хреново.

— Они наседают: избавляйтесь, мол, от этих ребят, они нам ни к чему! — Но мне, отвечаю, нужны. — На кой черт? — спрашивают. — Я с ними подписал контракт. — Да что такое контракт! — говорят. — Это бумажонка, которую взять да и выбросить!

— Не слабо.

— Жмут и давят, давят и жмут… И будут жать, покуда все масло из меня не выжмут. Я уже согласился сократить съемочный период с тридцати четырех до тридцати двух дней. Бюджет скукоживается… Им не нравится мой звукооператор. Хотят взять подешевле. И главное, говорят, гони в шею своих продюсеров, они нам на фиг не нужны.

— Что думаешь делать?

— Не могу я выкинуть Тима и Лэнса. Мы вот с какого конца решили попробовать. Завтра я и Тим завтракаем с одним адвокатом. Его весь Голливуд знает. Одно упоминание его имени нагоняет страху. Он все может. А Тиму он кое-что задолжал. После завтрака мы заедем к Фридману и Фишману и адвоката этого прихватим. Хорошо бы и ты за компанию прошвырнулся, а? Сможешь?

— Конечно. Куда и когда?

Завтракали у «Муссо». Заняли большой стол в углу. Заказали и выпивку. К нам подтягивался народ перекинуться словечком с юридическим светилом. Правда, все просто дрожали перед ним от страха. Но светило вел себя крайне великодушно. На нем был очень дорогой костюм.

Адвокат, Лэнс и Джон разработали стратегию отношений с Фридманом и Фишманом. Я в это дело не вникал. Командовал юрист: ты скажешь то, а ты — сё. Этого не говори, я сам скажу. И все в таком духе.

Адвокаты, врачи и дантисты обирают людей до нитки. Писателям остается помирать с голодухи, кончать жизнь самоубийством или сходить с ума.

Завтрак закончился, мы разошлись по машинам и поехали к зеленому билдингу, где нас ожидали Фридман и Фишман. Мы договорились собраться у подъезда.

Секретарша проводила нас в кабинет Гарри Фридмана, и не успели мы войти, как Фридман встал из-за стола и начал с места в карьер:

— Сожалею, но ваши ребята обанкротились, и тут ничем не поможешь. Эти двое должны выйти из дела. Мы не можем тащить их на своем горбу. Мы не благотворительная организация.

Мы расселись вдоль стенки.

— Мистер Фридман, — начал Джон, — я не могу обойтись без этих людей, они знают суть дела. Фридман, по-прежнему стоя, оперся костяшками пальцев о столешницу.

— Незаменимых нет! Тем более когда речь идет об этих господах. Зачем они нам? Ну ответьте, зачем?

— Они мои сопродюсеры, мистер Фридман…

— А я генеральный продюсер! Я главнее! И я в них не нуждаюсь! Кровососы! Пиявки!

За спиной Фридмана отворилась дверь, и вошел Фишман. Он был не таких внушительных размеров, как Фридман. Фишман обошел вокруг партнера. Он был шустренький. Выходя на второй круг, он прокричал:

— Пиявки! Пиявки! Пиявки!

И юркнул в ту же дверь, за которой, наверное, находился его кабинет. Фридман опустился в кресло. Он наверняка знал, кого мы к нему привели. Сидя за столом, он сказал уже вполне мирно:

— Нам никто не нужен.

Светило откашлялся и произнес:

— Прошу прощенья, но существует контракт…

Фридмана подбросило в кресле.

— А ты заткнись, ученая задница!

— Я с вами свяжусь позже, — пообещал светило.

— Валяй! Свяжется он со мной! Попробуй, свяжись, хрен заумный! Мне на тебя плюнуть и растереть!

Мы поднялись и направились к двери. Пошептавшись, Тим и светило отвалили. Джон сказал, что хочет продолжить беседу. Я тоже остался.

Мы снова сели.

— Не могу я платить этим парням, — сказал Фридман.

Джон подался вперед и погрозил пальцем:

— А какого же черта ты, Гарри, заставляешь их даром ишачить?

— А мне в кайф, когда на меня задарма ишачат.

— Разве ж это справедливо? Они уже несколько месяцев проработали! Ты должен им заплатить.

— Ладно, дам им пятнадцать тысяч.

— То есть тридцать на круг — за несколько месяцев?

— Нет, зачем, я дам пятнадцать на двоих.

— Это невозможно!

— Все возможно.

Тут он обратил внимание на меня.

— А это что за парень?

— Автор сценария.

— Староват что-то. Долго не протянет. Я урежу ему гонорар на десять тысяч.

— Руки коротки, я сам ему плачу.

— Тогда с тебя сниму десятку, а ты уж с него.

— Кончай, Гарри…

Фридман поднялся из-за стола, прошел к кожаному дивану у стены и, растянувшись на нем во весь рост, уставился в потолок и замолк. Потом послышалось всхлипыванье. Глаза Фридмана наполнились влагой.