Книга Убийство на поле для гольфа, страница 8 – Агата Кристи

– Так-то оно так, – произнес мосье Отэ с сомнением в голосе, – но с сыном мосье Рено, похоже, обошелся несправедливо, ведь он поставил его в полную зависимость от матери. Если она снова выйдет замуж и ее муж будет иметь власть над нею, парень может не получить ни гроша из отцовских денег.

– Людям вообще свойствен эгоцентризм. Мосье Рено, вероятно, вообразил, что его вдова уже никогда больше не выйдет замуж. Ну а что касается сына, возможно, это весьма разумная предосторожность – оставить деньги в руках матери. Сынки богачей – известные повесы.

– Может быть, вы и правы. А теперь, мосье Пуаро, вы, конечно, хотели бы осмотреть место преступления. К сожалению, тело убрали, но, разумеется, были сделаны фотографии в разных ракурсах. Вам их принесут, как только они будут готовы.

– Благодарю, мосье, вы очень любезны.

Комиссар поднялся из-за стола:

– Прошу вас следовать за мной, господа. – Он отворил дверь и отвесил церемонный поклон Пуаро, пропуская его вперед.

Пуаро со свойственной ему галантностью отступил назад и поклонился комиссару.

– Прошу вас, мосье.

– Только после вас, мосье.

Наконец им обоим все-таки удалось протолкнуться в холл.

– А там, очевидно, его кабинет, hein? [31]  – спросил вдруг Пуаро, кивнув на одну из дверей.

– Да. Хотите осмотреть?

Комиссар отворил дверь. Мы вошли.

Комната, которую мосье Рено выбрал для себя, хоть и небольшая, была меблирована с большим вкусом и очень уютна. У окна письменный стол с многочисленными ящичками и отделениями для бумаг, камин, перед ним глубокие кожаные кресла и круглый стол с книгами и свежими журналами.

Пуаро помедлил минуту, рассматривая комнату, потом подошел к креслам, провел рукой по спинкам, взял журнал со стола, осторожно провел пальцем по полке дубового буфета. Лицо его выразило совершенное удовлетворение.

– Что, пыли нет? – спросил я лукаво.

Он улыбнулся мне в ответ, оценив мое знание его маленьких слабостей.

– Ни пылинки, mon ami! А жаль, на этот раз – жаль!

Его острый ястребиный взгляд мигом облетел комнату.

– А! – произнес он вдруг со вздохом облегчения. – Коврик перед камином завернулся! – С этими словами Пуаро нагнулся, чтобы расправить его.

Внезапно у него вырвалось удивленное восклицание, и он быстро выпрямился. В руке у него был маленький обрывок розовой бумаги.

– Что во Франции, что в Англии, – сказал он, – везде одно и то же – прислуга ленится выметать из-под ковров.

Бекс взял у него из рук бумажку, а я подошел поближе, чтобы рассмотреть ее.

– Догадываетесь, Гастингс, что это, а?

Я озадаченно помотал головой, но характерный розовый цвет бумаги что-то мне напоминал.

Оказалось, комиссар соображает быстрее меня.

– Обрывок чека! – вскричал он.

На клочке размером около двух квадратных дюймов чернилами было написано «Дьювин».

– Bien! [32] – сказал Бекс. – Этот чек был выписан на имя некоего Дьювина или же подписан им.

– Скорее первое, мне кажется, – сказал Пуаро. – Ибо, если я не ошибаюсь, это почерк мосье Рено.

Догадка Пуаро подтвердилась, когда мы сравнили его с завещанием, лежащим на столе.

– Боже мой, – удрученно пробормотал комиссар, – не могу понять, как я проглядел этот чек!

Пуаро засмеялся.

– Отсюда мораль – всегда заглядывай под коврики! Мой друг Гастингс может подтвердить: малейший непорядок в чем бы то ни было – для меня сущая пытка. Когда я увидел загнувшийся край коврика, я сказал себе: «Tiens! [33] Сбился, когда отодвинули кресло». А что, если наша добрая Франсуаза недоглядела, подумал я, и там что-нибудь да найдется.

– Франсуаза?

– Ну или Дениз, Леони, все равно, тот, кто убирал комнату. Судя по тому, что пыли нет, убирали явно сегодня. Эти наблюдения позволяют представить себе, что здесь произошло. Вчера – вероятно, вечером – мосье Рено выписывает чек на имя некоего Дьювина. Потом чек рвут и клочки бросают на пол, а сегодня утром…

Не успел Пуаро договорить, а мосье Бекс уже нетерпеливо дергал шнур звонка.

Тут же явилась Франсуаза: да, на полу валялись бумаги. Куда она их дела? Конечно же, бросила в печь на кухне. Куда ж еще?

Выразив жестом крайнюю степень отчаяния, Бекс отпустил ее. Внезапно лицо его просветлело, он бросился к столу. И вот он уже листает чековую книжку покойного. И снова жест отчаяния – корешок последнего чека не заполнен.

– Мужайтесь! – воскликнул Пуаро, похлопывая его по спине. – Мадам Рено наверняка сможет пролить свет на этого таинственного Дьювина.

Комиссар немного приободрился.

– Да, правда. Ну что ж, продолжим.

Когда мы выходили из кабинета, Пуаро спросил как бы между прочим:

– А что, мосье Рено вчера вечером принимал свою гостью здесь, а?

– Да, именно здесь, а как вы узнали?

– А вот как – с помощью этого пустяка. Я нашел его на спинке кресла. – Двумя пальцами Пуаро держал длинный черный волос – женский волос!

Мосье Бекс вывел нас через заднюю дверь к небольшому сараю, примыкающему к дому, достал из кармана ключ и отпер его.

– Тело здесь. Как раз перед вашим приездом мы перенесли его сюда; фотограф ведь уже все отснял.

Он распахнул дверь, и мы вошли. Убитый лежал на полу. Мосье Бекс проворно сдернул с трупа простыню. Мосье Рено был среднего роста, худощавый и стройный. Выглядел он лет на пятьдесят, волосы черные, с сильной проседью, лицо тщательно выбрито, нос длинный, тонкий, довольно близко посаженные глаза; кожа сильно загорелая, как у человека, который большую часть жизни провел под тропическим солнцем, зубы оскалены, и на мертвом лице застыло выражение крайнего изумления и ужаса.

– По его лицу сразу видно, что удар был нанесен неожиданно, – заметил Пуаро.

Он с величайшей осторожностью перевернул тело. На светлом песочного цвета плаще как раз между лопатками расплылось круглое темное пятно с продолговатым разрезом посередине. Пуаро принялся внимательно разглядывать тело.