Онлайн книга «На одном дыхании!»
|
– Как тебя зовут? – спросила Глафира. Какая-то палка поехала ей под ноги, она подняла и прислонила ее к стене. – Ой, меня Лена зовут! А вас? – А ты знаешь такого мальчика, – Глафира вздохнула и продолжила решительно, – Володю Савушкина? – Вовку? Конечно, знаю! Только он маленький совсем. А зачем он вам? – Просто так, – быстро сказал Дэн и подтолкнул Глафиру вперед. – Нам в Москве сказали, что у вас есть такой мальчик, вот мы про него и спрашиваем. Девчонка пожала плечиками. – Мальчик как мальчик, обыкновенный, хороший. У нас все мальчики хорошие. А которые плохие, тех учат быть хорошими. У кого получается, а у некоторых нет. Макс все время дерется, а Сашка… Наталина Теодоровна! – вдруг закричала она так, что герань вздрогнула на окне. – Наталина Теодоровна, вот эти из Москвы приехали! К нам! Они из журнала, как Маша Галкина! – Не кричи, Лена! Тебе только в опере петь! Со второго этажа сбежала высокая молодая женщина в джинсах и свитере. У нее были растрепанные короткие волосы и темные внимательные глаза. – Здравствуйте. – Я Глафира Разлогова. Я вам звонила. – Я уже поняла. Пойдемте ко мне в кабинет или хотите посмотреть дом? – Наталина Теодоровна, – затараторила Лена, – давайте сначала дом покажем! Я им Машу Галкину обещала! И еще поделки из кожи, которые Татьяна Павловна делает! Ну мы же их всегда показываем! А, Наталина Теодоровна? И потом обедать! Вы же будете обедать? «Полячка младая» положила худую руку на голову разговорчивой Лены и сказала любовно: – Вот трещотка. Подожди, мы все покажем. А пока нам поговорить нужно, да? Глафира кивнула. – Ой, а они про Вовку Савушкина спрашивали! Наталина убрала руку и строго взглянула на Глафиру. – Извините, – пробормотала та. – Просто мне очень надо было знать. Очень. – Лен, сбегай за Татьяной Павловной, – вдруг попросила «полячка». – Скажи, что мне нужен прошлогодний альбом, который к выпуску оформляли. Я его что-то искала, и не нашла. Поищите вместе, а? – Хорошо, Наталина Теодоровна. Мы тогда к вам зайдем, да?! И, перепрыгивая через две ступеньки, она понеслась вверх по лестнице. Лестница охала и стонала. Пианино все играло, а нестройный хор исполнял теперь «Джингл беллз». – Ну что вы! – сказала Наталина. – Переполох на целый день. Гости из Москвы, такое событие! – Наталина Теодоровна, – взмолилась Глафира, – можно мне его увидеть? Ну просто на одну секундочку! Дэн сзади дернул ее за куртку, и она сердито отмахнулась. – Это очень важно, поверьте! Я ничего не буду делать, я просто посмотрю. Директриса хотела что-то сказать и даже губы сложила, но, взглянув Глафире в глаза, покачала головой и вздохнула. – Да, – негромко сказала она. – Я вас понимаю. Но предупреждаю, все это нужно делать очень осторожно. У нас ведь детский дом. Мы очень стараемся, но, понимаете, это ведь… брошенные дети, и они об этом знают. Правда, ваш все-таки еще маленький… Глаза у Глафиры моментально налились слезами. – Ну-ну, – строго остановила ее Наталина. – Если вы не сможете держать себя в руках, то я вам лучше фотографию покажу. – Я смогу! – жарко уверила Глафира. Директриса еще помедлила, а потом решилась. – Пойдемте. Они как раз с прогулки пришли. Она пошла вверх по лестнице, Глафира устремилась за ней, и Дэн поплелся следом. – Вы просто московские журналисты, – негромко говорила директриса. – Приехали посмотреть наш дом. Я вам его показываю. В детской спальне, кстати сказать, есть что посмотреть. Там стены расписывал один художник из Израиля, очень хороший. Он приехал, увидел наш дом и вот стены расписал и несколько телевизоров купил! А приехал просто как турист, на пароходе, не знаю, кто его сюда привел. Он как-то сам пришел. Глафира почти ничего не слышала. Сердце заглушало все звуки – бу-бух, бу-бух, бу-бух, – и жарко было невыносимо. Она размотала с шеи шарф и теперь несла его в руке. – Здесь темновато, у нас лампочки слабенькие, и тут ступенька. Ну вот. – Она остановилась перед дверью, на которой и правда было нарисовано нечто такое и эдакое. Из-за двери неслись детские голоса. – Вы готовы? Глафира промолчала, а Дэн сказал, что они готовы. Наталина распахнула дверь. – А здесь у нас детская! – радостно заговорила она, как заправская актриса на сцене. – Это спальня мальчиков, а девочки у нас в конце коридора. Это называется первая семья. У нас семьи, групп никаких нет. Здравствуйте, Нина Васильевна. Полная женщина уютными большими руками развешивала на батарее мокрые колготки. Какой-то мальчишка прыгал на одной ноге, двое других шушукались на кровати, почти сталкиваясь лбами. Четвертый сидел на маленьком стульчике очень близко от них и, сосредоточенно сопя, выворачивал наизнанку ватный комбинезон. – Все мокрые, – пожаловалась Нина Васильевна, – с головы до ног! Снег валит, такая красота!.. Мальчики, поздоровайтесь! – Здрасти! Здрасти, Наталина Теодоровна! Мы с горки катались, не с нашей, а с большой! Глафира ничего не видела и не слышала. Тот самый, который выворачивал комбинезон, вдруг поднял голову и посмотрел на нее. У него были серые глаза в угольно-черных прямых ресницах. Погибель, а не глаза. – Ну что ж ты, Володя, – сказала Нина Васильевна, – учу тебя, учу, а ты все никак! Смотри, как надо. – И в два счета вывернула неподатливую штанину. – Учится лучше всех, – продолжала она, – такие картинки рисует, хоть сейчас на выставку посылай, а с вещами обращаться не умеет! Уже семь лет, совсем большой человек, и не научится никак! Глафира стремительно подумала, что его отец тоже решительно не умеет обращаться с вещами. Тридцать восемь лет, и все не научится никак!.. – Здравствуйте, – вдруг сказал Глафире мальчишка, и его серые глаза улыбнулись ей. – Здравствуй, Вовка, – ответила она. В громадной гостиной, увешанной итальянскими пейзажами, писанными русским живописцем, было полутемно от снега, валившего за окнами. Даже река казалась белой, чистой и какой-то деревенской, широкой и просторной, словно тот берег был далеко-далеко. |