Онлайн книга «Да будет любовь!»
– Достаточно, благодарю вас. – Фиона пересекла комнату и стала собирать разбросанные по столу рисунки. – Я так и знала, что не следует показывать невеждам свои работы. – А твой отец знал об этом? – строго спросил Оливер. – Он отлично знал о моих занятиях. – Фиона выхватила рисунок из рук Джонатона, а когда он насмешливо улыбнулся, сделала вид, что не замечает его ухмылку. – Однако дядя Альфред едва ли мог поощрять такие занятия. – Осмелюсь доложить, что мой отец не относился к числу артистических натур. Джонатон кивнул: – Готов поспорить, что он не знал. – Не знал? – удивился Оливер. – Он никогда не хотел узнать о твоих успехах? Не хотел узнать о том, якшаешься ли ты с голыми женщинами и мужчинами? Фиона подняла глаза к потолку: – Не мели вздор, Оливер. Люди позировали, я их рисовала, только и всего. – Боже милостивый, ты читаешь нотации, словно мой отец, старина. – Маркиз повернулся к стопке рисунков, извлек несколько и разложил их на столе. – Не хочешь же ты сказать, что эти люди выделывают какие-то курбеты? – Да, но ты только посмотри на них! – поморщился Оливер. – Ведь они… улыбаются! – Не все, у некоторых очень даже задумчивое выражение лица. – Фиона сделала паузу. – А те, которые улыбаются, должно быть, просто счастливы. – Разумеется, они счастливы. – Джонатон некоторое время разглядывал ню. – Они обнажены и от этого счастливы. – Он внимательно посмотрел на Фиону. – Я тоже чувствую себя счастливым, когда обнажен. Фиона бросила на маркиза игривый взгляд: – В самом деле? – Без сомнения. – Взгляд Джонатона встретился с ее взглядом, и его нельзя было назвать иначе как интимным. Волна сладостной дрожи пробежала по телу Фионы. – Перестань болтать! Никакого счастья я в этом не вижу! – Оливер тут же снова напустился на кузину: – Итак, ты не ответила на мой вопрос: знал ли отец о твоих занятиях? – Отец не придавал большого значения искусству, а стало быть, и моим занятиям, он просто проявлял к этому терпимость. – Фиона пробежала глазами по рисункам. Несмотря на некоторую пикантность, она все же могла гордиться ими. – Другими словами, он позволял мне определенную свободу. Джонатон подавил смешок, а Оливер застонал. – Но для того чтобы нарисовать обнаженных людей, ты должна их видеть! – Верно, это необходимо. – Фиона собрала рисунки. – И вам не стыдно? – Хотя голос Джонатона звучал серьезно, было очевидно, что он находил ситуацию весьма забавной. Она подняла на него глаза: – Не понимаю, чего я должна стыдиться. Если отбросить в сторону скромность, я убеждена, что мои работы очень хороши. Джонатон примирительно улыбнулся: – Полностью согласен. Они действительно впечатляют. – Но люди на них голые! – Лицо Оливера покраснело от негодования. – Я требую объяснений! – Объяснений? – Фиона удивленно уставилась на кузена: прежде ей даже не приходило в голову, что он относится к разряду тех людей, которые с неприязнью относятся к подобным вещам. Она полагала, что Оливер может удивиться ее рисункам, но реагировать так бурно… – А что, собственно, я должна объяснять и почему? – Почему? – Оливер прищурился. – Потому что как глава семьи я должен быть уверен, что ты не компрометируешь себя таким образом. Фиона некоторое время молча смотрела на кузена, вспоминая при этом, что в ее жизни случались такие вещи, о которых ему лучше вообще не знать. Очень жаль, что она заранее не вынула из папки наиболее шокировавшие его рисунки. – Ладно, Оливер, так и быть, я открою тебе правду, – наконец заговорила она. – В течение нескольких лет я обучалась рисунку у англичанки, миссис Кинкейд, очень талантливой художницы, живущей сейчас в Италии. Во время курса обучения все переходят от изображения груш в вазе к изображению человека, и в этом нет ничего скверного или постыдного. Оливер застонал: – Речь идет о голом человеке! – Вероятно, груши тоже голые. – Джонатон наклонился к Фионе и, понизив голос, прошептал: – Кажется, он не возражает против груш без одежды. – Это ничуть не смешно! – тут же набросился на друга Оливер. – Разумеется, не смешно. – Джонатон изо всех сил пытался выглядеть серьезным. – И все же тебе не следует беспокоиться об этом, кузен, – поспешно сказала Фиона. – Нас было несколько человек – учениц, которые брали уроки у миссис Кинкейд, и мы все согласились, что будет лучше, если объект нашей работы останется… – Невыставленным? – услужливо подсказал Джонатон. Фиона вскинула бровь: – Не совсем точно, но в общем – да. Мы согласились, что могут возникнуть некоторые проблемы, если объект наших учебных рисунков станет известен публике. Кроме того, – Фиона пожала плечами, – мы все были дочерями известных отцов-иностранцев, среди нас не было итальянцев, и никто из нас не планировал зарабатывать на свое содержание. Для нас это было просто приятное развлечение. – Она перевела взгляд на Оливера: – Надеюсь, ты не думаешь, что именно этим я сделаю себе состояние? – Разумеется, нет! – Щеки Оливера порозовели от гнева. – А, собственно, почему? – поинтересовался Джонатон. – Потому что это совсем не то, о чем мы… – Оливер указал на рисунки. – Возможно, некоторые из них, но… – А что за идея родилась в ваших светлых головах? – с любопытством спросила Фиона. – Посмотри на это, Оливер. – Маркиз быстро разложил рисунки стопками. Фиона нахмурилась: – Что вы делаете? – Терпение, дорогая. – На его лице промелькнула улыбка. – Вот в этой стопке находятся пейзажи: достаточно неплохие по технике, но не особенно вдохновляющие. Вот здесь натюрморты. – Джонатон положил руку на вторую стопку. – Яблоко, ваза – в этом нет ничего особенного. А теперь, – он потасовал листы, – вот фрагменты хорошо известных работ, скопированные, как я полагаю, в галереях Уффици или Питти. Фиона кивнула. – Видите, я не ошибся. – Он снова повернулся к рисункам. – В этих набросках можно увидеть нечто особенное, так сказать, начало жизни как таковой. Конечно, не исключено, что Фиона просто отличный копиист… Оливер с подозрением посмотрел на приятеля: – Откуда у тебя такие обширные познания в искусстве? – Мой дорогой Норкрофт, я не обладаю исчерпывающими сведениями о каком-нибудь одном предмете, но зато знаю понемногу о многих вещах. – Маркиз театрально вздохнул. – Таково мое проклятие. – Он снова обратился к рисункам. – А теперь смотри: когда твоя кузина рисует статую, ты едва ли не чувствуешь гладкость поверхности мрамора, верно? |