Книга Шестьдесят рассказов, страница 106 – Дональд Бартельми

— Эй, вы, женщина, подойдите и постойте рядом со мной.

— Хиляй отсюда, малый, я на королевской службе и не могу тратить время по пустякам.

— Так вы не хотите чуть задержаться и взглянуть на эту штуку, которая у меня?

— Что там еще за штука?

— О, это редчайшая штука, прекраснейшая штука, крутая штука, такая штука, что любая женщина отдаст один свой глаз, лишь бы только взглянуть вторым на эту штуку.

— Ладно, прекрасно, только что же она такое?

— Я не могу сказать вам, я должен показать. Подойдите и встаньте там, у входа в этот темный проулок.

— Не, мужик, я и думать не собираюсь идти с тобой в никакие переулки, ты что, совсем за дуру меня считаешь?

— Я считаю вас очень красивой женщиной, пусть даже на вашем подбородке чернеет клочок бороды, похожий на кусок подгоревшего сухаря или еще что, очень даже к лицу. А эта отметина на лбу, похожая на мертвое насекомое, придает вам определенную…

— Кончай травить баланду, папашка, и покажи, что у тебя там. Прямо здесь. А не хочешь, я пошла.

— Нет, эта вещь слишком ценная и необычная для яркого дневного света, нам необходима тень, эта вещь слишком…

— Если скажется, что это самый обычный…

— Нет, нет, нет, ничего подобного. Вы хотите сказать, вы думаете, я могу оказаться этим, как их там называют, одним из этих парней, которые…

— Ваши речи, сэр, дают серьезнейшие основания для такого предположения.

— А как ваше имя?

— Молл. Бешеная Молл. Известна также как Бедняжка Молл.

— Прекрасное имя. А вы не могли бы назвать мне имя своей матери или любимой тети?

Молл подытожила его ударом в яйца.

Господи Иисусе, все эти ублюдки, ну что ты будешь с ними делать?

Она заходит в магазин и покупает банку полировальной пасты.

Отполирую свой изумруд до такой на хрен яркости, что все вы на хрен ослепнете.

Сидит на улице с корзинкой грязных продажных морд. Грязные морды всех расцветок, белые черные желтые коричневые розовато-красные.

— Купите грязную морду! Украсьте ею свою жену! Купите грязную морду! Усложните себе жизнь.

Но никто не покупает.

Парень толкает по улице сломанный велосипед.

— Эй леди что это за штуки они вроде как лица.

— Они самые и есть, лица.

— Леди, до Хэллоуина еще целых…

— Ладно, парень, двигай дальше, не хочешь покупать лицо, так двигай дальше.

— Так это же настоящие лица, леди. Господи, я хотел сказать, они же самые настоящие, эти лица…

— Четырнадцать девяносто пять парень у тебя есть при себе деньги?

— Да я и трогать их не хочу, выглядят словно их сняли с мертвых людей.

— Тебе будет легче, если я скажу, что они пластиковые?

— Да я все-таки надеюсь, что они не..

— О'кей, они пластиковые. Что это с твоим великом?

— Цепь порвалась.

— Дай-ка ее сюда.

Парень протягивает ей велосипедную цепь.

Молл засунула концы цепи в рот, немного пожевала.

— Вот и все дела.

Парень берет цепь в руки, сильно дергает. Она в полном порядке.

— Ну вообще. Как вы это делаете, леди?

Молл сплевывает и вытирает губы рукавом.

— А теперь мальчонка двигай дальше кончай трепотню я от тебя устала.

— Так вы что, леди, волшебница?

— В слишком малой степени.

Вернувшись домой, Молл играет на гобое.

— Я люблю гобой. Тембр гобоя.

— Благородный, благородный гобой!

— Конечно же, это не на всякий вкус. Не всякий торчит на гобое.

— Ух! Проклятый гобой опять согласился взять эту ноту.

— Не самый, пожалуй, популярный инструмент нашего времени. А какой же самый? Матюгальник, это уж точно.

— Чего он полез ко мне? Чего?

— Может быть, всему виной это самое одиночество богов. О ты, великий и могучий, обожаемый мною безмерно, о ты, ублюдок, иже плодишь ублюдков…

— Засунутые в пыльную кладовку боги, о которых никто больше не вспоминает. А ведь какие были прежде живчики.

— Отполирую свой изумруд до такой на хрен яркости, что все вы на хрен ослепнете.

— Что это, Боже милостивый?

— Вандермастер задействовал Ступню!

— Боже мой, вы только посмотрите на эту дыру!

— Чудовищно и ужасно!

— Да что же это, Матерь Божья?

— Вандермастер задействовал Ступню!

— Это сделала Ступня? Не верю и не поверю.

— Ты не веришь? Как тебя звать?

— Меня зовут Нюня. Я не верю, что Ступня могла сделать такое. Не верю на все сто процентов.

— Веришь не веришь, а вот оно, перед глазами. Как ты думаешь, они уцелели? Молл и изумруд.

— Структурно дом вроде бы и ничего. Подзакоптился, а так ничего.

— Что сталось с Пустобрехом?

— Ты имеешь в виду Пустобреха, который стоял перед домом, ежесекундно готовый дать промеж глаз любому сучьему сыну, который…

— Его нет в дыре!

— Дай-ка взглянуть. Как тебя звать?

— Меня зовут Смутьян. Нет, в дыре его нет. Ни хоть малого клочка.

— Бедный, верный Пустобрех!

— Думаешь, Молл еще там, внутри? Да и вообще, откуда мы знаем, что это верное место?

— По радио говорили. А как тебя, к слову, звать?

— Меня зовут Хо-хо. Смотри, как дымится земля!

— Эта чудовищная история лишний раз демонстрирует ужасающую мощь Ступни.

— Да, и я не могу унять дрожь ужаса. Бедный Пустобрех!

— Верный, благородный Пустобрех!

— Мистер Вандермастер.

— Мадам.

— Садитесь, пожалуйста.

— Спасибо.

— В красное кресло.

— Большое спасибо.

— Вы позволите предложить вам выпить?

— Да, спасибо, я не отказался бы от глотка чего - нибудь.

— Виски, если я не ошибаюсь?

— Да, виски.

— Пожалуй, я последую вашему примеру, эта неделя была крайне утомительна.

— Чистка и уход, как я понимаю.

— Да, чистка и уход, а в довершение всего сюда заявилась некая особа из средств массовой информации.