Книга Гвардеец Гора, страница 82 – Джон Норман

Она подошла и встала совсем близко от меня, так близко, как рабыня может стоять рядом с хозяином. Ее близость была почти неодолимой. Я оттолкнул ее. Она внимательно смотрела на меня, с приятным удивлением наблюдая, как я пристально изучаю ее обнаженную красоту. Она знала, что она — моя собственность.

— Несомненно, сейчас я должна быть раскована, — сказала она, — чтобы я могла приступить к своим домашним заботам, уборке со стола и прочему. Но, возможно, не по этой причине мой господин заковал меня так крепко. Возможно, у него были другие планы на мой счет. Я знаю, что у него нет нужды раскрывать свои намерения относительно меня, но, естественно, мне любопытно.

— Любопытство не идет рабыне, — заметил я.

— Разумеется, господин, — ответила она, — но ты должен понимать, что в определенных ситуациях, когда женщина оказывается обнаженной и закованной в цепи перед мужчиной, ей простительно интересоваться своей судьбой.

— Я думаю, пришло время бросить тебя в твою конуру, — сказал я. — Там ты можешь поразмышлять о своем уме.

Я сердито схватил ее за руку и потащил, упирающуюся, к ее конуре.

— Нет, господин! — кричала она. — Пожалуйста, нет!

В секунды я втолкнул ее в низкую цементную конуру со стальными решетками. Она встала на колени на одеяло на цементном полу. Руки ее по-прежнему были скованы за спиной. Она посмотрела вперед, в то время как стальная решетка ворот опустилась перед ней. Я видел тень от прутьев на ее лице и теле. Она прижала лицо и свои прелести к решетке.

— Пожалуйста, господин, — молила она, — не запирай меня в конуру!

— Почему? — спросил я.

Она пристально смотрела на меня сквозь решетку, прижав к ней лицо. Она была на коленях. Девушка не может стоять в конуре. Низкий потолок, около четырех футов, не позволяет этого. Она слегка отодвинулась от решетки.

— Конура холодная, — сказала она.

Я отвернулся.

— Господин, — крикнула она, — пожалуйста, не уходи!

Я повернулся к ней.

— Я буду стараться быть хорошей рабыней, — проговорила она, — робкой, послушной, любящей и покорной.

Я снова отвернулся от нее.

— Господин, — закричала она, — разреши мне попросить того, чего я хочу!

Я обернулся.

— Разреши мне просить на животе того, что я хочу! — сказала она, прижав лицо к решетке, со слезами на глазах.

Я подошел к воротам конуры и отпер их, поднял решетку и отступил назад. Тогда рабыня на животе выползла из конуры. Я отступил на пять шагов назад, чтобы она была вынуждена следовать за мной. Она легла передо мной ничком, подчиняясь.

— Ты хотела говорить? — спросил я ее.

Она подняла голову.

— Я молю о твоем прикосновении, господин, — проговорила она.

Я посмотрел на нее. Области эрогенных зон на теле женщины весьма обширны. На самом деле при сексуальном возбуждении все ее тело может стать чувствительным и, так сказать, сексуально уязвимым и легковоспламеняющимся. Ее сексуальным ответом может стать весь ее выгибающийся, отдающийся, переполненный чувствами организм. Когда женщина отдается, все в ней отдается. Ее ответ, конечно, гораздо больше, чем грубая физиологическая реакция. Он составляет психофизиологический экстаз, рапсодию полной отдачи и ощущение своей принадлежности мужчине. Ее сексуальный ответ, таким образом, гораздо более глубокий, чем упрощенная реакция на физические раздражители. И возможно, таким образом, женщина-рабыня, осознавая себя рабыней и собственностью, достигает сексуальных высот и глубин, недоступных ее невежественным сестрам, холодным и подверженным запретам, самодовольным в их гордости и свободе. Девушка-рабыня в сущности является воплощением подлинной женственности, символом ее истинной природы. Именно здесь, на ее собственном месте и в ее мире, и только здесь, она может обрести биологическую судьбу, она может найти полное женское удовлетворение. Свободная, она порабощена, узница запретов, неискренности и условностей; порабощенная, она свободна, открыта для глубочайшего самоудовлетворения своей натуры. Свободная, она порабощена; порабощенная, она свободна. Таков парадокс ошейника.

— Я единственная женщина в доме, господин, — сказала рабыня.

Я молчал.

— Не запирай мои нежности от себя сегодня вечером в конуру, — молила она. — Позволь им быть рядом с тобой.

— У тебя есть сексуальные потребности? — спросил я.

— Да, господин.

— Ты хочешь, чтобы они были удовлетворены? — снова спросил я.

— Да, господин, — ответила она.

— Ты признаешь себя скромной и страстной рабыней?

— Да, господин, — согласилась она. — Я скромная и страстная рабыня.

— Та, которая готова угодить своему господину? — задал я следующий вопрос.

— Да, господин.

Я посмотрел на нее, лежащую на животе, со скованными цепью руками. Страсти женщины-рабыни являются тайной для многих свободных женщин, которые, невозбужденные и сексуально инертные, никогда не бывшие в ошейнике и не принадлежащие никому, даже не могут понять их. Для большинства свободных женщин, конечно, страсти женщины-рабыни не столько тайна, сколько предмет зависти и ярости. Они чувствуют, что эти страсти, глубокие и драгоценные, делающие рабыню такой беспомощной и уязвимой, стоят выше всего, чем они владеют. Иногда, возможно, крутясь на своей кровати ночью в разочаровании, свободная женщина может неясно осознавать, что значит быть возбужденной рабыней, женщиной, полностью находящейся во власти мужчин, такой драгоценной и привлекательной для них. Свободная женщина сжимает кулаки и стонет. Рабыня может кинуться к ногам мужчин и молить разрешить ей удовлетворить свои потребности, в то время как свободная женщина этого не может.

— Господин, господин, — бормотала маленькая рабыня, лежащая передо мной.

Я посмотрел вниз. Ее страсти разгорелись. На это повлияли, несомненно, само ее состояние и мужчины. Она была рабыней.

— Не запирай меня в конуру, господин, — просила она. — Дай мне спать у твоего кольца для рабынь.

Я улыбнулся. Девушка, которую я знал на Земле, моя безымянная рабыня на Горе, умоляла позволить ей спать у моего кольца для рабынь.

— Прикуй меня за шею у ножки твоей кровати, мой господин, — молила она, — как ты мог бы приковать девицу или слиниху. Тебе даже не нужно трогать меня. Мне будет достаточно, если мне просто позволят лежать рядом с тобой.

— На ноги, — скомандовал я.

Она быстро поднялась и встала передо мной. Я посмотрел на нее, и она почтительно нагнула голову.

— Вот теперь ты становишься угождающей, — сообщил я ей.

— Спасибо, господин, — прошептала она.

— Раздень меня!

— Но я закована! — воскликнула она, пытаясь безуспешно разъединить руки.