Книга Песня цветов аконита, страница 72 – Светлана Дильдина

Ялен задумалась. Беседа захватила ее. Девушка произнесла нараспев:

— Я слышала: когда Забирающие души живут среди людей, то вызывают к себе любовь.

— Правда.

— И могут делать счастливыми тех, кто рядом?

— И это верно. До тех пор, пока не откроются. Но тогда уже поздно.

— Если бы жить так… Получать многое…

— Безумная. Это еще хуже, чем подпасть под власть демонов. Там твоя душа просто умрет — а, став жертвой ииширо, тень души будет вечно бродить, неприкаянная.

— Зато они прекрасны — и имеют огромную силу. Я бы хотела стать одной из них.

Старуха помолчала, а потом произнесла, усмехаясь:

— Ты слишком жадная. Ты бы сразу же себя выдала.

— Ну и что?

— Даже их убивают, хоть это непросто.

— Все мы умрем. Разве тебе под силу превратить меня в подобное существо?

— Не под силу, — согласилась старуха. Пристальный взгляд ее был почти молодым.

— Разве не все у тебя есть? Чего тебе ты еще?

— Власти.

— И все?

— И преклонения. Не такого, какое видит уличная плясунья.

Старуха отвернулась.

— Не стану я тебе помогать. Ищи другого.

— Почему? Я заплачу. Дам тебе золота столько, сколько ты не видела за всю жизнь!

— Жизнь я прожила долгую. Но обрывать ее раньше срока не хочу. А тот, для кого ты просишь зелье, может порвать любую нить, погасить любой огонь, только тронь его.

— Сказки! — нетерпеливо перебила Ялен. — Я ребенком знала его!

— Знала ли?

Старуха вздохнула, глянув на принесенное золото.

— Много… Но к старости начинаешь ценить жизнь. Раньше я бы взяла, а сейчас боюсь.

— Чего ты боишься, дура! — зло проговорила Ялен. — Я же не выдам тебя!

— Надо быть скалой, чтобы противостоять удару меча. Мечу все равно, чья рука его держит, но он наносит удар, даже если и сам не хочет того. Я помню этого мальчика. Его тень всегда была слишком резкой… с режущей кромкой.

— Что ты хочешь сказать?

— Только то, что сказала.

* * *

Привычки Йири только ленивый не изучил бы, только умом обделенный не разобрался бы в них. Сейчас, когда заняты были дни, Йири вечерами спускался в сад, устраивался в одной из любимых беседок. На час, не более — потом его обычно призывали. Но и час — немалое время. И в этот вечер он стоял на дорожке в двух шагах от резной стены и любовался мерцающими в траве светляками. Они вспыхивали и гасли то тут, то там, словно растения перемигивались и разговаривали золотисто-зелеными вспышками.

Всколыхнулись тени, и голос окликнул его:

— Эй!

— Ялен! — изумленно откликнулся: этот голос узнал бы из сотен голосов. Только тогда она выступила из-за беседки, до глаз укутанная широкой накидкой. Неслышны движения — верно, и браслеты и подвески сняла.

— Что ты делаешь здесь?

— Для меня запретно это место, я знаю, — она опустила руки, держащие складки, и те стекли наземь темной волной. — И все же я снова пришла.

— Ох, безумная, — он подошел ближе. — Зачем? Ты могла иначе увидеть меня.

— Как в прошлый раз? Просить тебя о встрече? Конечно, ты не откажешь! Но подумай обо мне. Каково мне все время просить тебя?

— Иди сюда, — Йири не стал настаивать. Показалось, что и в самом деле понял ее. И то верно — сколько раз он уже ее оттолкнул или иначе задел болезненную гордость?

— Садись, — указал место в беседке, скамью, на которую брошено было несколько бархатных тканей. — Я принял бы тебя, как гостью, но ты пришла ночью в запретное для тебя место. Поэтому единственное, что я могу сделать — это поговорить с тобой здесь.

— А пойти туда, где мне можно находиться?

— Нет. Ты забываешь — меня могут позвать в любой миг.

Ялен подобрала стекшие складки накидки, вновь завернулась в нее.

— Я пришла в последний раз. Не хочу, чтобы между нами что-то стояло.

— И я не хочу. Но ты ошиблась — разве мы в ссоре?

Стремительно-плавным жестом танцовщица поправила было подвеску возле щеки, но спохватилась, что сняла украшения.

— Кем ты считаешь меня? Жадной и злой девчонкой, ставящей свои прихоти выше всего?

— Ты бываешь такой.

— А что мне остается? Если не поднимешь свою монетку, можешь умереть с голоду.

— И танцоры, и музыканты бывают всякими… Но осуждать тебя я не стану. Не я.

— Неужто даже осудить меня ниже твоей гордости? Я не стою и слова?

—Ты большего стоишь — хоть я и не люблю так говорить, словно цену назначать за людей. Но ты еще там решала сама за себя, помнишь?

— Помню! Я решила тогда — возьму все от жизни и вспыхну костром до неба, если получится!

Голос ее зазвенел — искренне говорила. Но и про Йири не забывала. Он сам облегчил ее задачу — смотрел с участием.

— Там, в Аэси, — нерешительно заговорила танцовщица, — Ты нравился мне больше других. Хоть я видела разных. А ты… дикое лесное существо с испуганными глазами — ты чем-то тронул меня.

Йири перевел взгляд в угол беседки. Сказал неохотно:

— Я благодарен тебе за заботу. И знаю, что мне вряд ли представится случай достойно отблагодарить тебя. Ты всего достигла сама и твердо знаешь, чего желаешь.

— Знаю. А если пожелаю остаться твоим другом? — придвинулась ближе.

— Только другом?

— Только если иначе никак.

— Я буду рад этому.

— И тому, что нельзя иначе, тоже?

Захотелось вскочить, отстраниться — но так же нельзя. Получится, обиду нанес вместо выражения благодарности.

—Ты мастерица строить вопрос — мне есть чему у тебя поучиться, — сухо вышла фраза, но уж как вышла. И больше не знал что сказать. А девушка протянула руку, коснулась его щеки. Не шевельнулся, но ей показалось, что его уже нет в беседке. Умчись он сейчас на край света, и тогда не очутился бы дальше.

А за ажурной стеной вроде бы шорох раздался. Едва уловимый, словно летучей мыши писк. Но Йири и этого было достаточно. Поднялся, шагнул к выходу.

— Вот как. Зачем? Или тебе мало?

Ялен осталась сидеть, глазами сверкая из темноты.

— Что бы сделали? Донесли? или на месте взяли? Глупая ты. Заплатили бы одинаково, разве тебе нужно такое?

— Я не боюсь ничего, кроме старости! Говорила тебе — или забыл?

— Помню. Прощай.

Даже те, что следили за ним, не успели понять, когда он исчез. Тень в одной стороне мелькнула, движение почудилось в другой, и вот — только светлячок ползет по дорожке, зеленоватым огоньком поблескивая. А человека нет.