Онлайн книга «Школа добродетели»
— Но он больной и старый… — У него целы все зубы, — сказала Илона, — и его волосы не поседели. — Вы не хотите согласиться, что он стар, что он не такой, как прежде, — начал Эдвард, — но наверняка… — Он не старый, — перебила матушка Мэй. — Или, если уж на то пошло, он и старый, и не старый. — Ты сам увидишь, — сказала Илона. — Как он заболел — с ним случился удар или что? — У него был удар? — спросила Илона у матушки Мэй. — Господи боже, ты что, не знаешь? — У болезней обычные имена… — проговорила матушка Мэй. — Но ведь что-то произошло, он стал другим, беспомощным — когда? — Это случилось во вторник, — ответила Илона. — Я запомнила, потому что… — Когда, сколько лет назад? — Некоторое время назад. — Но когда именно? Не то чтобы это имеет значение, но… — Это не имеет значения, — сказала матушка Мэй, — он всегда был не от мира сего. — Ну хорошо, он лицедей, но ведь это болезнь. Что говорит доктор? — У нас нет доктора, — ответила Беттина. — Он был сам себе доктором, — сказала матушка Мэй. — Но естественно, ничего не смог сделать. Его состояние отчасти вызвано им самим и находится за пределами понимания… — Но его наверняка можно вылечить! По-моему, у него либо удар, либо что-то с сердцем, кровь не поступает в мозг, хотя я в этом мало понимаю. Но я уверен, ему можно помочь, есть лекарства. Его нужно отвезти в Лондон, к специалисту. Они все время находят новые средства… Давайте я отвезу его в Лондон. — Ты и в самом деле ничего не понимаешь, — покачала головой матушка Мэй. Эдвард разглядывал три лица перед ним. Женщины опять стали такими похожими и в своей озабоченности казались постаревшими. Ему представилось, что их тонкие цветущие лица покрылись морщинками, иссохли, как слишком долго пролежавшие в кладовке яблоки, позолотели и размягчились. Сколько им лет? Илона не всегда говорит правду. — Никакие доктора ему не нужны, — сказала Беттина. — Матушка Мэй — лучший из докторов. Ему идет на пользу то, что она ему дает, он от этого успокаивается. — Ты хочешь сказать, она пичкает его наркотиками?! — Любую пищу можно назвать наркотиком, — отозвалась матушка Мэй. На ее лице застыло необыкновенное, лучезарное, почти гипнотическое выражение сосредоточенности и вкрадчивости. — Он не всегда спокоен, — сказала Илона. — Порой он кричит. — Значит, вот что я слышал ночью. Ты говорила, что это дикие ослы… — Тут есть дикие ослы, — сообщила Беттина. — Он, конечно, иногда раздражается и сердится, — сказала матушка Мэй, — и нам приходится его ограничивать. Один раз пришлось позвать на помощь лесовиков. — Не может быть! — воскликнул Эдвард. — Да-да, — подтвердила Беттина. — Он стал уничтожать свои работы. Нам пришлось его остановить. — У нас сто лет ушло на то, чтобы поместить его наверху, — добавила Илона. — Не понимаю, — сказал Эдвард. — Слушайте, может, нам выпить? Я имею в виду алкоголь, это ваше вино. — Как насчет обеда? — спросила Илона. — Илона, пойди-ка принеси немного вина, — велела матушка Мэй. — И хлеба захвати. Илона вышла. — Вы хотите сказать, что заперли его, как пленника? — То ты говоришь, что он болен и нуждается в уходе, а теперь — что он пленник! — Конечно же, никакой он не пленник, — сказала Беттина. — Мы тебе говорили. Иногда он может выйти на прогулку. Если он хочет, то может уйти. Он не хочет. С какой стати? Здесь его дом. — Но сам-то он что думает? Он не хотел бы съездить в Лондон на лечение? — Нет, не хотел бы. — Я могу понять ваше желание, чтобы он выглядел… более внятным… более презентабельным, когда я с ним встречусь… — начал Эдвард. — Мы ждали, — оборвала его матушка Мэй. — Ждали, когда он вернется. Он всегда возвращается. — Но вы ошибались. Вы не поняли меня. Вы думали, что я сдамся, что я убегу от него, оставлю вас. Конечно, я… разочарован… Извините, дурацкое слово для такого случая. Мне так хотелось, чтобы он… Появилась Илона с подносом, на котором стояли бутылка вина и стаканы, лежали яблоки и хлеб. Эдвард схватил бутылку — пробки в ней не было — и разлил вино по четырем стаканам. Илона принялась разворачивать что-то принесенное под мышкой. Это оказалась ткань с какими-то длинными концами. — Это что? — спросил Эдвард. — Смирительная рубашка. Вот смотри, пользуются ею так. Она принялась надевать рубашку на себя. — Как ты можешь?! Прекрати! Беттина вскочила, выдернула рубашку из рук Илоны и зашвырнула в угол по плиточному полу. — Беттина, пожалуйста… — призвала матушка Мэй. Илона покраснела и, плотно сжав губы, отошла в сторону; она села за стол подальше от остальных и закрыла лицо руками. Беттина тоже села. Эдвард подтолкнул стакан с вином к Илоне и сказал: — Вы думали, я не вынесу правды, но это не так. Я хочу его узнать, я хочу за ним ухаживать. У нас с ним будут настоящие отношения. Для этого я и приехал сюда. Он мой отец. — Уход за ним — нелегкое бремя, лучше оставить это нам, — ответила матушка Мэй. — И пожалуйста, не ходи к нему пока. Он от этого слишком возбуждается и забывается. — Он был рад видеть меня. — Он не узнал тебя, — сказала Беттина. — Нет, узнал! — Мы тебе скажем, когда его можно будет увидеть, — сказала матушка Мэй. — Думаю, скоро. Пожалуйста, прояви благоразумие и делай то, о чем мы просим. Мы знаем, что для него лучше. — Я уверен, он хочет меня видеть, и уверен, что смогу ему помочь. Не могли бы вы хотя бы спросить у него? Как ты думаешь, Илона? Илона, которая только что пила вино, разразилась слезами. — Илона, замолчи, бога ради! — воскликнула Беттина. — Почему вы пригласили меня сюда? — спросил Эдвард. — Мы тебя пожалели, — сказала матушка Мэй. — Только и всего. — А почему ты приехал? — задала вопрос Беттина. — Я приехал к нему. Я был в отчаянии и думал, что он поговорит со мной, исцелит меня. Я думал, он меня защитит. Я думал, он будет мудрым и сильным. А теперь… это так ужасно… вы стыдитесь его… — Это невыносимо! Беттина шарахнула стаканом об стол и вышла из зала. Громко хлопнула дверь в Переходе. Илона, продолжавшая рыдать, последовала за ней. Матушка Мэй не смотрела на дочерей — ее глаза были устремлены на Эдварда. |