Онлайн книга «Дурак»
|
— Не очень подействовало, я погляжу? Тобой до сих пор детишек пугать можно, а здоров ты как бык, хоть и старый. — Я в изгнанье, без гроша и живу под страхом смерти, ежели откроют, кто я такой. — И то верно, пожалуй. Тогда смело с твоей стороны, что пошел. — Спасибо на добром слове, парнишка, но никакой смелости я в себе не ощущаю. Что там за свет? Впереди, в чащобе, горел костер, вокруг него кто-то перемещался. — Теперь украдкой, добрый Кент. Подберемся поближе и потише да поглядим, что там можно оглядеть, а потом себя откроем. Да ползи же ты, Кент, а то ломишь напролом. Шиш! Через пару шагов моя стратегия себя не оправдала. — Ты весь дребезжишь, как свинья-копилка в падучей, — рек Кент. — С тобой даже к глухому не подкрадешься — ты мертвого подымешь. Заткни свои ятые бубенцы, Карман. Я положил колпак на землю. — Без шапки еще куда ни шло, а вот башмаки сымать не буду. Вся наша украдка пойдет прахом, коли я начну орать, когда под босу ногу мне станут подворачиваться ежи, ужи, ящерицы, колючки и прочее. — Тогда на, — сказал Кент, доставая из котомки остатки свиной лопатки. — Намажь бубенцы жиром. Я вопросительно поднял брови — жест изысканный и в темноте совершенно неоценяемый, — пожал плечами и стал мазать салом бубенцы на носках и щиколотках. — Вот! — Я потряс ногой — мне утешительно ответила тишина. — Вперед! И мы поползли — пока не очутились у самого края ореола костра. Вокруг него медленно вели хоровод три согбенные карги, а над костром висел крупный котел. Они поочередно роняли в него сученые ошметки того и сего. — Пламя, прядай, клокочи! Зелье, прей! Котел, урчи! Жарко, жарко, пламя ярко! Хороша в котле заварка! Взвейся ввысь, язык огня! Закипай, варись, стряпня! Жарься, зелье! Вар, варись! Пламя, вей! Котел, мутись! Пламя, взвейся и гори! Наш котел, кипи, вари! [67] — Ведьмы, — прошептал Кент, платя дань богу всего, блядь, до охуения очевидного. — Вестимо, — сказал я вместо того, чтобы звездануть ему по башке. (Кукан остался сторожить мой колпак.) — Вслед за жабой в чан живей Сыпьте жир болотных змей, Зов ехидны, клюв совиный, Глаз медянки, хвост ужиный, Шерсть кожана, зуб собачий Вместе с пястью лягушачьей, Чтоб для адских чар и ков Был у нас отвар готов [68] . Пламя вспрянуло вместе с припевом, и мы приготовились выслушать следующий куплет рецепта, когда что-то скользнуло мне по ноге. Я еле сдержался, чтоб не возопить. Рука Кента тяжко легла мне на плечо. — Спокойно, парень, это просто кошка. Опять скользнуло — и мяукнуло. Теперь уже пара с урчаньем лизала мои бубенцы. (Звучит гораздо приятнее, чем тогда ощущалось.) — Это все твое блядское сало, — прошептал я Кенту. В банду влилась и третья киска. Я стоял на одной ноге, стараясь держать другую у них над головами; но хоть я и умелый акробат, искусство левитации меня по-прежнему бежит. Посему нога моя, обреченная, если можно так выразиться, стоять, стала моей же ахиллесовой пятой. Одна тварь вонзила зубы мне в лодыжку. — Ебать мои чулки! — рек я несколько категорично. И подпрыгнул, и заскакал, и закружился вихрем, отпуская до крайности нелицеприятные замечания о всех созданиях семейства кошачьих. Засим последовали шип и вой. Когда кошки наконец удалились, я уже сидел, раскинув ноги, у самого костра. Кент стоял обок меня на изготовку, обнажив меч, а три карги выстроились по другую сторону котла. — Назад, ведьмы! — рек Кент. — Хоть в жабу меня превращайте, но то будет последнее проклятье, что сорвется с ваших уст, пока ваши бошки не покинут тулов. — Ведьмы? — переспросила первая ведьма — самая зеленоватая из троицы. — Какие-такие ведьмы? Мы — три скромные портомойки, мы в лесу живем, как сойки. — У нас обслуга без затей, — сказала ведьма номер два, самая высокая. — И все у нас, как у людей, — произнесла ведьма-три, у которой над правым глазом нависала зловещая на вид бородавка. — Во имя измаранных тьмою сосков Гекаты [69] , довольно стишков! — рек я. — Коль вы не ведьмы, то что за ковы такие вы там у себя кипятите? — Рагу, — отвечала Бородавка. — Рагу-рагу — нам к пирогу, — сказала Дылда. — Мы варим синюю нугу, — сказала Зеленка. — Нету там никакой синей нуги, — сказал Кент, заглядывая в котел. — Больше похоже на бурую пакость. — Я знаю, — ответила Зеленка. — Но пакость с рагу ведь не рифмуется, красавчик? — Я ищу ведьм, — сказал я. — Неужели? — осведомилась Дылда. — Меня прислал призрак. Карги переглянулись и хором посмотрели на меня. — И призрак велел тебе принести сюда стирку? — спросила Бородавка. — Да никакие вы не прачки! Вы ведьмы окаянные! И это не рагу у вас, а едрический призрак с едрической Белой башни велел мне вас найти, потому что вы знаете ответы. Давайте уже к делу приступим, заскорузлые вы свили прямоходящей блевотины. — Эх, вот теперь мы точно жабы, — вздохнул Кент. — Куда же без окаянного призрака, а? — сказала Дылда. — Как она выглядела? — спросила Зеленка. — Кто? Призрак? Я не сказал что он — она… — На что похожа, дурак? — рявкнула Бородавка. — Вот теперь я, наверное, точно проведу остаток дней своих, питаясь жучками и прячась под листиками, пока какая-нибудь мегера не бросит меня в котел, — задумчиво проговорил Кент. Он опирался на меч и разглядывал, как в пламя залетают ночные мотыльки. — Была бледная, как призрак, — сказал я, — и вся в белом. Парила собой, блондинка и… — Но казистая? [70] — уточнила Дылда. — Даже миловидной ты б ее назвал? — Чутка прозрачнее, чем мне обычно в девах нравится, но да, казистее некуда. — Знамо дело, — промолвила Бородавка, глядя на товарок, сбившихся к ней кучно. |