Книга Поведай нам, тьма, страница 62 – Ричард Лаймон

— Какой ты оптимист. — Платком она вытерла капельки пота, выступившие под глазами. — Не могу себе представить, чтобы некоторые из моих ребят одолели этот подъем. Особенно Дорис.

— Она толстушка? — поинтересовался Чед.

— Не надо так грубо. Впрочем, да, она девушка в теле. Так же, как и Глен. Но он и Кит — футболисты, и я сомневаюсь, что у них возникнут какие-нибудь проблемы. Да и Лана в отличной форме.

— Это точно.

— Негодяй. — Кори толкнула его плечом.

— Не волнуйся, она не в моем вкусе.

— Она в любом вкусе.

— Для меня существует только одна женщина, — промолвил он, гладя ее по спине. Рубашка была горячей и влажной.

Надвинув платок на голову, Кори покосилась на тропу, затем на Чеда.

— Ты больше не сбежишь от этой женщины?

— А ты как думаешь?

— Ей бы очень не хотелось проснуться однажды утром и обнаружить, что ты ушел.

— Тебе не надо больше об этом волноваться.

— Мне бы очень не хотелось об этом волноваться. — Она пристально поглядела ему в глаза. — Но я никак не могу избавиться от мысли, что получила тебя как бы во временное пользование. Как книгу из библиотеки.

— В определенном смысле мы все здесь временно.

— Сейчас тресну. Я ему серьезно. Прошлый раз, когда ты исчез, я была в отчаянии. Я испытывала такое чувство, словно бросил меня лучший друг или родной брат, не меньше. Но сейчас мы зашли намного дальше.

— Ни за что на свете я тебя больше не оставлю.

— Ты говоришь это сейчас, но… Иногда меня одолевает ужасное чувство пустоты. Даже когда мы занимаемся любовью. Особенно тогда Что-то вроде: «так не может продолжаться вечно, и я тебя потеряю и снова останусь одна».

— Те же чувства испытываю и я.

— Наверное, это заразительно.

Чед покачал головой.

— Такие ощущения вполне нормальны. Только возникают нечасто.

— Возможно, у тебя и нечасто. Меня же они беспокоят с самого твоего возвращения.

— Это хорошо.

— Хорошо? Ну что ты! А я переживаю чуть ли не самые ужасные моменты в своей жизни… то, что должно радовать… становится совсем не таким, потому что я представляю, как это будет без тебя.

— Со мной происходит то же самое.

— Это не я покинула тебя на пять лет.

— Но ты постареешь. Нам обоим этого не избежать. И мы умрем.

— О, чудесно. Это как раз то, что я хотела услышать. Обязательно надо видеть все в черном свете. Да?

— Дело в том, что как раз те мгновения, когда нас посещает это печальное чувство пустоты, и есть самые ценные. Потому что мы хотим, чтобы эти моменты продлились, чтобы они никогда не кончались, но понимаем, что это невозможно.

— Помнишь, я назвала тебя оптимистом? Беру свои слова обратно.

— Ничего подобного ты не испытываешь, когда голоден, например. Или замерз, или устал, или страдаешь от боли. Или когда грустишь, или когда одинок. Не досаждают эти чувства и когда ты изнываешь от скуки, когда на банковском счету нет ни цента или когда забилась раковина. Существует миллион различных причин для огорчений. И в таком состоянии никогда ни на секунду не почувствуешь боли в сердце, потому что знаешь: в конце концов это пройдет и позабудется. А чувство, о котором мы говорим, появляется лишь в самые лучшие моменты жизни. И это сигнализирует о том, что все чертовски здорово.

Все это время Корин не сводила с него глаз. Саркастически скривив губу, она проронила:

— Когда это ты успел заделаться таким философом?

— И педантом?

— И это тоже.

— Одиночество. Оно делает тебя таким. Уединенная жизнь в горах. Становишься философом или сумасшедшим, одним из двух. А возможно, в некоторых случаях и тем и другим сразу.

— Давай разберемся, правильно ли я тебя поняла, ладно? — Кори высоко подняла брови. — Мне не следует обращать внимания на эти тревоги. Напротив, рассматривать их как милые голубые ленточки вокруг бесценных даров судьбы.

— В самую точку.

— Какая чушь. — Со смехом она подалась вбок и поцеловала его в губы. — Но я все равно тебя люблю. Пойдем, нам лучше выходить на тропу. Жизнь проходит так быстро, что мы можем никогда не догнать этих крысят, если не будем по-настоящему шевелиться.

Они встали, навьючили на себя поклажу и поплелись дальше. До этого Чед шел впереди, но теперь замедлил шаг, чтобы идти рядом с Кори. Какое-то время они ковыляли по тропе молча. Затем Кори нарушила тишину:

— А что наш философ думает о священных узах брака? — И она игриво улыбнулась ему, но взгляд ее был испытывающим.

Чед в изумлении поглядел на нее.

— Ты хочешь выйти замуж?

— А ты не хочешь жениться? — спросила она.

— Ну… конечно.

— И я тоже. Когда-нибудь. Когда встречу подходящего человека.

— Да? А как же я?

— Не хотелось бы оставлять тебя за бортом. Нам придется подыскать тебе подходящую пару. Она должна будет обладать глубоким умом, разумеется, — чтобы могла оценить глубину твоего мышления. Интеллектуалкой. Не думаю, чтобы ты мог быть долго счастливым с безмозглой вертихвосткой. Однако она не должна быть лишена и определенной степени ветрености, поскольку ты такой страстный любитель секса.

— Чем больше ветрености, тем лучше.

— Интеллектуалка и любительница хорошо потрахаться. Какие еще качества ты хотел бы видеть в своей супруге?

— Мне нравятся женщины с чувством юмора.

— Заумная вертихвостка и острячка. Что еще?

— Она должна быть красивой.

— Ну и привередливый же ты, приятель. Неудивительно, что до сих пор холостяк.

— Девушка, с которой я должен провести всю свою жизнь, должна быть совершенством.

— Совершенством, да? Это исключает почти всех моих знакомых. Ну а тебе известна такая, которая бы сочетала в себе все эти качества?

— Нет.

— В таком случае, думаю, тебе тогда придется трахать самого себя.

Чед усмехнулся, а Корин показала ему язык.

— Ну а каков должен быть твой избранник? — поинтересовался он.

— Сказочно богат.

— И это все?

— Ну, мне нравятся костлявые, лысые и тупые коротышки. Предпочтительно, по меньшей мере, на десять лет старше меня.

— Похоже, я выпадаю.

— Думаю, теперь мы квиты.

— Ты злая, — заметил он.

— Ага.

— Ты хочешь выйти за меня замуж?

Корин остановилась. Теперь они стояли лицом друг к другу.