Онлайн книга «Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь»
|
Подмигнул Капаниду, Щербатому подмигнул. Ничего, прорвемся. Мы – Аргос! Оказалось, не локры, и не пираты. Мятеж! Старые знакомые, дедовы племянники – Онхест, Келевтор и Ликопей. Собрали разбойников, ночью взломали ворота... Дед в темнице, в цепи закован, и дядюшка Терсит в темнице... ...Дий Подземный! Откуда в Калидоне темница? А Калидоне – грабеж и бабий вой. Гуляют разбойнички, душеньки тешат. Ясно! Одно непонятно – почему сейчас? – Капанид! Амфилох! Вы – в Аргос, верхами, не останавливаясь. Ворота на замок, все войска, что у нас есть – к Тиринфу. Нападет Атрей – только обороняться, без меня вперед – ни шагу. Что бы ни случилось! Ясно? – Да, ванакт. – Всем нашим – тревога. Дружины поднять, но из городов не выходить – пока я не прикажу. – Да, ванакт! – Я – в Калидон, за месяц, думаю, управлюсь. – Счастливой охоты, Тидид! – А я? Диомед, ты же обещал! Возле коновязи догнал меня Лаэртид. Коней уже оседлали, осталось в седло взлететь – и ходу, южным Зефиром через Аркадию, через Калидонский залив... Сопит (прямо, как Сфенел!), в глазах обида плещется. – Ты же обещал, Диомед! Если война... Обещал! Я тебе пригожусь! Я ведь лучник! Я... Я корабельщиков знаю, помогу войска перевезти!.. Поглядел я на него... – Но ведь ты обещал!!! Я понял – парень еще ни разу не был на войне. Парень хочет быть взрослым. – Ладно, верхами ездить умеешь? Просиял! Как мало человеку нужно! – Кстати, – хмыкнул я, – почему ты тогда, в Спарте, про войну спрашивал? Сон тебе был, что ли? – Почему сон? – удивленно моргнул Лаэртид. – Ведь ясно – Атрей на престоле, значит, сейчас начнется! Ну, Любимчик! * * * Ветер в ушах, ветер! Не тот, легкий, серебристый, что над ночным лесом вдаль уносит. Другой – горячий, яростный, терзающий листья, ломающий ветки, вырывающий с корнем столетние дубы... Я – ветер! Не остановить меня, не задержать. Ты обещал мне славу, дед, мой НАСТОЯЩИЙ дед, но мне не нужна слава, я просто хочу быть ветром, бурей, ураганом. ТЫ меня поймешь, ТЫ сам Молния, ТЫ знаешь, что такое нестись навстречу врагу, неудержимо, беспощадно... Я – ветер! И в ушах моих – ветер! * * * Не ушел никто. Да и некуда им уходить! Дядя Андремон своих куретов у всех дорог расставил, стены заставами окружил, а у ворот калидонских – мы с Фоасом, да его дружина, да мои гетайры впридачу. И Любимчик – чтобы страшнее было. Лаэртид главного и срезал – прямо в лоб, навскидку. Они как раз ворота открыли, толпой орущей вывалили – на прорыв. За плечами – мешки с добром, в руках – дубины, на рожах бородатых – злоба и ужас. Впереди – громадный детина, почти голый, на чреслах – пояс золотой (из дедовой сокровищницы, поди!). Вот его Одиссей и срезал. Спокойненько так, будто по мишени стрелял. А потом лук опустил, рассмеялся... Я даже позавидовал. Первый убитый, все-таки! Из кипрской бронзы печень у парня! Ну, а затем пошла резня. А пока мы разбойников этих добивали, пока ловили да на деревьях развешивали, пока добро награбленное собирали, я никак понять не мог. Все как-то не так было. Ну, решили дедовы племянники, Онхест со товарищи, отомстить. Они отомстить, разбойники – добром Живоглотовым разжиться. Ну так режь, грабь, жги – и ноги уноси. Так нет же, в городе сидели! В винные подвалы провалились, что ли? Или... Или подмогу им обещали? Да такую подмогу, что рискнуть стоило? Жаль, спросить некого! Разбойнички – те только мычать и умели, Келевтору башку мечом снесли, а Онхеста и Ликопея сами добрые калидонцы и придушили. Спрятаться хотели, душегубы! Да куда спрячешься, Калидон – городишко маленький! Город почти и не пострадал. Только дедовых даматов пограбили, да храмовое серебро утащили. А вот дворцу досталось. Двери – вдребезги, столы-табуретки – вдребезги, в сокровищнице – ветер гуляет, трон дедов (скамья, то есть) на боку лежит. А по всему дворцу рабыни ревом ревут – простоволосые, в синяках. Потешились с ними лихие люди, ни одну не пропустили, даже старух не помиловали. Ну, пусть теперь висят, головорезы, босыми пятками сверкают! А деда Ойнея в подвале нашли (и вправду, откуда в Калидоне темница?). Умирал дед – кто-то, убегая, не забыл, мечом полоснул... На белых рыбьих губах – кровавая пена. В пустых глазах – боль. – Увезите! Не хочу... В Калидоне... не хочу! Ненавижу! Ненавижу! Мы с Фоасом переглянулись. Ойней не бредил. Не бредил – и все еще ненавидел. Даже на черном пороге Гадеса. – К алтарю Телефа... Там... Там... Там мы поклялись в вечной дружбе... с Беллерофонтом. Он... Кубок, найдите кубок!.. Беллерофонт... ненавижу... Почему он успел умереть? Вовремя... Вовремя... «Иногда надо умирать вовремя, » – сказала когда-то мама. Я отвернулся. – Это за городом, – прошептал Фоас. – Только не довезем, Тидид! Плох старик, ай, плох, совсем плох! – Алтарь... Алтарь Телефа! – упрямо прошептали губы. – Туда! Рядом толпились придворные – такие же белые от ужаса. Только дядюшка Терсит сиял полной луной. Сиял – улыбался, зубами редкими светил. Еще бы! Его тоже в подвале нашли, но – живого. Забыли в спешке, видать! Горго, дедова внучка, стояла в стороне. Пустым было ее лицо – как Ойнеевы глаза. Словно не ее дед умирал на старой истоптанной подстилке. Фоас перехватил мой взгляд, вздохнул... И что в ней мой родич нашел? – Хорошо, – кивнул я. – Перевезите. Тугую повязку на грудь, конные ноши... Эх, дед, дед! * * * – А вот он, кубок, племянничек, вот он! Не пропал, хи-хи, не пропал! Беллерофонтов кубок – он, Главкид, деду твоему в знак побратимства подарил. Тяжеленький, хи-хи! Я и все прочее собрать приказал, вроде, не пропало ничего. Не успели унести, хи-хи, пожадничали! Теперь это все твое, племянничек, ты ведь наследник! Диомед, басилей Калидонский, хи-хи! – Ха-ха, дядюшка Терсит! Да только я не басилей! * * * Я не басилей. И не только потому, что Танат не спешит, и дед все еще дышит – редко, захлебываясь мокротой и кровью. Я не басилей, потому что молчит толпа на площади, знакомо молчит... Чужак! Гетайры мои в сторонке стоят, и Фоас с Одиссеем в сторонке. Негоже им, куретам да прочим пришлецам, в чужие дела вмешиваться. Самому мне с добрыми калидонцами объясняться. Да только что им объяснить? |