Онлайн книга «Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь»
|
И на нем не будет вины. Пелопс, сын Тантала! Я скажу о тебе иное, чем предки... Впервые вижу толстого аэда! Щеки лепешками свисают, а брюхо такое, что лиру ставить можно. Зато голос и вправду – всем голосам голос! – Я скажу, что некогда твой отец, Созывая богов на милый Сипил, Благозаконно Воздавал им пиром за пир... Впрочем, голос голосом, а слушать его, кажется, никто и не собирается. И то, песен про Пелопса нам не пели, что ли? Сидят у нас всех эти Пелопиды костью в горле! «У нас» – потому, что все мы здесь, у дворцового портика. Всех собрал Тиндарей. Слева от меня Эврипил, сын Эвемона (козопас – и борода козлиная!), справа Асклепиады – Подалирий и Махаон, Капанид с Амфилохом – чуть сзади, Атриды же, как водится, впереди – носы копьями выставили. – И когда-то сверкающий трезубцем бог Схватил тебя и унес, Ибо страсть придавила его сердце. На золотых конях Он вознес тебя к Зевсу В небесный широкославный чертог... Ревет аэд, Пелопса прославляя. А мы меж собою тихо так: «Шу-шу-шу! Шу-шу-шу!» Знаем, не зря собрали! Неужто сегодня скажут? Пора, вроде! Напировались! Неужели все-таки Агамемнон? Не разорвали бы его прямо здесь, на месте! За эти дни точно решили: «Кто угодно – но не он!» – Ты исчез И люди искали, но не нашли тебя для матери; А завистник-сосед Стал, таясь, рассказывал людям, Как в воду, кипящую на огне, Острым изрубленное ножом Падало тело твое... Елены нет, Атрея нет (ни разу его не видел!), а Тиндарей сидит на троне, глаза закрыл – то ли спит, то ли аэду внимает. – Эй, богоравные, а ведь не зря нам про Пелопса поют! (Кто-то сзади. Кажется, белобрысый Пенелей Гиппалкид.) – Пусть поют! Мы этого носатого... как Пелопса. В воду кипящую на огне! (Слева! Аякс Теламонид!) – Нет! Я не смею назвать людоедами богов! Слишком часто кара настигала богохульников... А богоравные уже – в полный голос: – Если Агамемнон – все встанем! Не позволим! – Не позволим, не позволим, не позволим... Катится по рядам камнепадом, ширится. А мне не по себе почему-то. Вроде, для того и ехал сюда, для того и коней торопил... – А когда расцвели его годы, Когда первый пух отметил его щеки, Он задумался о брачной добыче, О славной Гипподамии, дочери писейского отца. Выйдя к берегу серого моря, Он один в ночи Воззвал к богу, носителю трезубца-а-а-а!.. Старается аэд, не горлом уже поет – брюхом. Да что нам эти Пелопсовы страдания! Не о Гипподамии сейчас речь идет... – Пилос, Алиба, Мизы, Итома, Феры! Вместе, вместе, вместе! – Дулихий, Саламин, Гиестия! Вместе! – Аргос! Аргос! Аргос! – Да чего мы молчим, богоравные? Встанем, скажем... Эй, а чего это? А действительно, чего? Смолк аэд, про свадьбу Пелопсову не допев, Тиндарей с места вскочил... и другие вскочили! – Кто это? – Где? ...Высокий, худой, долговязый, в простом черном плаще, с мечом у пояса, с золотым венцом на голове. Идет, на нас не смотрит. На Тиндарея смотрит. Подошел... поклонился... сел... – Это же Менестей! Менестей Афинский! Эврисфей! Эврисфей убит! Эврисфей убит, богоравные! Слышали, Эврисфей, ванакт Микенский, убит! Уби-и-ит! А я не на Менестея смотрел – на Агамемнона. Вернее, на то место, где он только что сидел. Сгинул Атрид, словно и не было его! * * * – Слышали? Слышали? Слышали? Ведь как было? Афиняне их у Элевсина встретили, а Эврисфей приказал колесницы развернуть. Вот я и говорю, какие там колесницы на Элевсине? Поле неровное, кустарник, а Менестей велел там еще и ям нарыть – с кольями. Ну, и привет Танталу, ясное дело! Эврисфея, говорят, родичи Геракла в плен взяли, взяли – а до Афин не довели. И еще болтают, будто Алкмена, Гераклова матушка, ему, Эврисфею, глаза спицами выколола. Вот я и говорю, какая Алкмена? Ее и в живых уже, рассказывают, нет. Да самое интересное не это. Гадес с ним, с Эврисфеем, а вот Атрей! Мы-то думали, он здесь, в Спарте, изгнанник, у алтаря Геры Волоокой о заступничестве молит, а он давно в Микенах! Ну, хитрец! А сейчас и Агамемнона к себе вызвал. Ясное дело, Атрей – ванакт, а носатый – наследник законный. Так что не до Елены им, власть брать надо. Как задумано, а? Мы тут, они – в Микенах, никто Пелопидам этим и помешать не сможет, за Эврисфеевых детишек не вступится! Во дела какие! Но что с Еленой-то будет, богоравные? Если не Агамемнон, то кто? Может быть, я? А почему бы и не я? У меня, между прочим, сам Поседайон Черногривый в родичах! Не-е-ет, теперь я своего не упущу! * * * В темном покое – неровный огонек светильника. Дрожит, колеблется, вот-вот погаснет. Душно. Ночь. – Теламонид кричит, что каждого убьет... – Подалирий с охраной ходит, с хеттийцами... – Да все мы с охраной ходим! Дожили!.. – Идоменей, говорят, своих пиратов уже кликнул. Он ведь Атрею свояк... – Тиндарей со мной говорил. Трясется, весь белый. Что делать, спрашивает. А что делать? Завтра возьмут его за грудки, он назовет зятя – вот тут и начнется! – Да чего там начнется! Уже началось! – Так что Тиндарею сказать? Пятеро нас: Патрокл Менетид – он, вроде, как старший, мы с Капанидом, Антилох Несторид из Пилоса. И Любимчик – в углу спрятался, в тени черной. Думаем. Да только думается плохо. Только что Патрокл был у Тиндарея. Надеялись, сообразит что-нибудь старик, а выходит, он сам от нас помощи ждет! – А если, это, ну... сказать, что Елена заболела? – Капанид, баском. – Чтобы, мол, через месяц приезжали? – Богиня-то заболела? – Антилох Пилосский головой качает. – Да и не поможет. Разнесут тут все! – А может, уедем? Прямо сейчас? Ну их всех! Это Любимчик – из угла. Переглядываемся. Плечами пожимаем. – Поздно, – решает Патрокл. – Поздно... ...Да, поздно. Игра Атрея в разгаре. Понял, хитрец, что встанет против него вся Эллада! Понял, подождал, пока страсти разгорятся, и... (Хотел бы я знать, как это с Менестеем Афинским так удачно вышло? И колесницы микенские не на том месте развернулись, и приехал афинянин миг в миг, лучше и не придумать. Ах, Атрей, Атрей!) |