Онлайн книга «На пути Орды»
|
– Но мы не дураки, – видишь, в чем дело… Занимать – плохое решение: берешь чужие, а отдаешь – свои. Берешь на время, а отдаешь – навсегда… – Что же делать? – Сейчас придумаю. Грибов-ягод в конце мая – глухо. Ландыши? Никто не купит, да и отцвели уже почти. – Тяжело… – А кто говорил, что на войне легко будет?.. – На какой войне? – Это присказка такая просто… О! …Пойду-ка я на пляж, к пансионату «Озеро». – А там-то что? Там никого нет. В мае только на выходные бывают заезды. – Это неважно. Ладно. Все. – Алешка остановился. – Пока. Здесь мы расстанемся. Мне – налево, тебе – направо. – Нет, я с тобой. – Туда шесть километров в один конец, а тебе еще уроки надо делать. – А я по дороге сделаю! – И сочинение напишешь? – Ага. На тему «Как добыть еду в мае». Тему-то задали вольную! * * * Недалеко у полигона, на опушке, на своем «законном», «обычном» месте взвод Аверьянова готовился устроить отвальную. Солнце еще только начало свое движение вниз, к лесным макушкам, но под сенью леса этот послеполуденный перелом ощутился мгновенно: день покатился к своему по-майски прохладному вечеру. Это дыхание сразу ощутили сержанты, сидящие в стороне от костра. Сержантский состав был занят превращением бесформенных кусков мяса, толстых кружков репчатого лука, а также помидор в набор стандартных «царских» шашлыков – одинаковых, как выпускники военного училища на прощальном параде. Мясо, лук и помидоры – грунтовые, привозные, а не тепличные, местные – были куплены в районе, в супермаркете, – ребята успели сгонять. – А не пора ли нам «пора»? По чуть-чуть? – Коньячка – для толчка, пивка – для рывка? – Нет, ребята! – отрезал Коля. – Сначала дело, потом расслабуха. Только так. – По сто, командир? – Никаких! Вам вообще сегодня больше чем по триста пятьдесят – ни-ни. Завтра – старт, не забывайте! – Захочешь, не забудешь… – Вот, Николай, кстати… Пока не начали, а то, не дай Бог, забудем, – лейтенант Самохин протянул Аверьянову пачку купюр. – Это твоя доля. – Какая доля? Я с вами не лечу. – Мы так с ребятами решили, чтоб всем поровну. – Это хорошо, что вы так решили, но я взять не могу. – Да почему?! – Да потому что я – не в доле! – Ну, мы же с твоей подачи-то получили! Если бы не ты, нам бы и прощальную было бы не на что заболтать… А тут – и нам хорошо, и семьям радость. Благодаря тебе! Бери! – Не-мо-гу! …Ты встань на мое место, Петя. Не дай Бог, с кем из вас что произойдет. А я был здесь. Был в доле, но не подставлялся. – Коля обвел взглядом замеревший, напрягшийся взвод. – И не просите, братцы. Мне очень приятно, что вы так решили, – спасибо вам, от всего сердца! …Но не просите, не возьму. Не могу. Душа не позволяет. – Я сейчас, Николай, в огонь просто выкину! – пригрозил Самохин. – Ох! – удивился Николай. – А ты ведь пока не пил! Трезвый еще, а уже Достоевский! – Выкину! – Ребята, уймите террориста! – Сейчас! – вскочил один из сержантов и, вытерев руки, бросился к Самохину, повлек лейтенанта подальше от костра. – Отдай деньги мне! – шепнул он Самохину на ухо. – Как выпьем, я ему в карман их засуну… Не заметит. – Как «не заметит»? – Не рюхнет! Уверяю тебя. Я в детстве щипачем был. Во мне не сомневайся. – А что ты подкинешь? Толку-то? Найдет – опять отдаст, вернет… – Да как? Кому? Ведь нас-то уже не будет! – Нет! – возразил Самохин. – Мы поумнее сделаем… * * * Просеивание двух тонн песка на пустынном весеннем пляже возле пансионата «Озеро» дало много мусора, среди которого было, в частности, обнаружено сто двадцать семь пробок (в основном пивных), семнадцать мелких детских игрушек (в основном трех-четырехсантиметровых пластиковых поросят и медвежат), семь игральных карт из различных колод и четыре туза с одинаковыми рубашками, – из одной колоды, – два тюбика губной помады, одиннадцать ключей, три из которых на брелках, а один – гитарный, круглое зеркальце, семь зажигалок, четыре пластмассовые расчески, три пластиковые телефонные карточки и одна сбербанковская VISA, сломанная застежка от бюстгальтера, авторучка, велосипедный звонок, зазвеневший только после того, как Катя вытрясла из него весь песок, гардеробный номерок, прокуренный мундштук, маникюрные ножницы, гитарная струна и еще восемь килограмм всякой дребедени, перечислить и описать которую смог бы только Жюль Верн. Но было и ценное – пятьдесят шесть рублей мелочью, очень ветхая сторублевка, тонкая золотая цепочка, трое часов и одно обручальное кольцо. – И как до тебя никто не догадался тут песок просеять? – Наверняка догадывались. Идея-то простая. – Вот именно! – Но в ней есть одна существенная сложность! – Какая? – удивилась Катя. – Это надо делать, понимаешь, – де-лать. Взять, пойти, не полениться… Вот мы уже четыре часа здесь сидим, трясем… – А что тут сложного? – Да ничего, конечно! – Алексей растянулся на песке и уперся взглядом в небо. – А там американские спутники летают, летают, летают… – И чего? – поинтересовалась Катя. – И фотографируют, фотографируют, фотографируют… – Твою две недели не стиранную ковбойку, ковбойку, ковбойку… – И твой идиотский бант, бант, бант… – Слушай, тебе не кажется, что мы с ума сходим? – Как дети, да? А ведь скоро уже четырнадцать… – Это тебе скоро. А мне только осенью. – Да, я тебя значительно старше и опытнее… – Можно я задам тебе один вопрос? – Можно. Даже два. – Ты не обидишься? – Не знаю. Но, наверно, нет. – Когда от вас мама ушла, ты плакал? – Да. – От обиды? – Нет. От злости. – На нее? – Нет. На себя. – А за что ты на себя злился? – За то, что страшно переживал. В душе. – А сейчас тоже переживаешь? – Нет. Все прошло. Видишь, спокойно об этом говорю. – Ты говоришь как старичок. Не так, как все мальчишки. – Нужно владеть собой. А это далеко не просто. |