Онлайн книга «Просто свободный вечер»
|
– Ты что здесь делаешь? – спросил Месяцев. – Соня послала, – сознался Лев Борисович. – Зачем? – Ее Ирина попросила, – выдал Лев Борисович. – Зачем? – Я не знаю. Просто чтобы ты меня увидел. У Месяцева стало мутно на душе. – На концерт пойдешь? – Нет, – отказался Лев Борисович. – У меня бронхит. – Передай Соне привет. – Спасибо, – поблагодарил Лев Борисович. Дирижер руководил руками, глазами, пальцами, даже ушами. Состав оркестра – сильный, и дирижер доставал те звуки, которые хотел слышать. Муть в душе не проходила, стояла у горла. Надо было как-то забыть обо всем, погрузиться в то особое состояние, которое выводило его на космос. Но ничего не забывалось. И не погружалось. Ирина на крышке рояля. Аня с промокшими ногами. Алик на койке сумасшедшего дома. Люля на подоконнике с раздвинутыми коленями. Вот и все. И никакого космоса. Никакой легкой шампанской дрожи. Все очень просто. Вот зал. Вот рояль. Концерт Прокофьева. Ноты он знает на память, может играть с закрытыми глазами. Играет. Все получается. Все слушают. Дирижер протягивает руки, хочет вытащить руками его душу. Но душа не вытаскивается. Звуки – пожалуйста. Все технично. Без ошибок. Как отлаженный компьютер. Аня с промокшими ногами. Теща с обуглившимся взглядом. И та, другая старуха в валенках положила голову на плечо сумасшедшего сына. Или наоборот. Он положил ей голову… Старуха вряд ли имеет машину, значит, она ездит каждый день в оба конца на общественном транспорте. И возит еду. Месяцев давно не жил в перестроечной действительности. У него была своя страна: большая квартира, дорогой рояль, дорогая женщина, качественная еда, машина, концертный зал, банкеты в посольствах, заграничные поездки. А была еще Россия девяностых годов, с нищими, со смутой на площадях, с холодом и бардаком переходного периода. И сейчас он остался в прежней жизни, а свою семью выкинул в холод и бардак. И она ничего не может противопоставить. Только выслать старого Льва Борисовича как парламентера. Зал хлопает. Дирижер, с плитами румянца на щеках, пожимает руку. Никто ничего не заметил. Но Месяцев побаивается, что окружающим заметно его состояние. Он сильно выпрямил позвоночник, как бы для дополнительной опоры. При этом зад у него слегка оттопырился, а живот слегка выпятился. И так, со слегка оттопыренным задом, он вышел кланяться. И прошел за кулисы. За кулисами собрался народ. Несли цветы. Цветов было много. Дорогие букеты складывали, как веники. Муза Савельева выдвинула новую тактику. Вместо Игоря подобрать другого мужчину. Игорь узнает, взревнует и вернется обратно, чтобы охранять свое гнездо и свою женщину. Мужчина был найден. Назывался Рустам. Чей-то брат. Или дальний родственник. Ирина не запомнила. Обратила внимание, что когда он расплачивался в ресторане, то достал пачку долларов толщиной в палец. Ирина подумала: может, он террорист, иначе откуда такие деньги. Рустам был ровесник Ирины, но выглядел молодо, на десять лет моложе. И приглашал танцевать молодых девочек в коротких юбках. Их ноги в колготках были как лакированные. Девчонки перебирали твердыми лакированными ногами, а Рустам обпрыгивал их вокруг, как козел. Ирина сидела за столиком в черно-белом одеянии, дорогая блуза с венецианскими кружевами, длинная юбка из тяжелого шелка. Величественная и возрастная, как царица Екатерина, только без парика и без власти. Или как Эдит Пиаф со своим греком. Но то была Эдит Пиаф, а не преподаватель по классу рояля. «Шла бы домой носки вязать», – сказала она себе. И глубокая грусть стояла в глазах. Этот поход только обнажил ее катастрофу. Она рухнула с большой высоты, разбилась и обгорела и теперь видит свои останки со стороны. Все можно поправить, но нельзя повернуть время вспять. Нельзя вернуть молодость и любовь Игоря. Возраст – это единство формы и содержания. Молодые наполнены молодостью, у них молодые формы и радостное содержание. Ирина тоже могла бы выйти в середину круга и задергаться в современном ритме включенного робота. Но на что это было бы похоже. Не надо ни за кого прятаться, тем более за чужих и посторонних мужчин. Надо как-то с достоинством выплывать из этой реки страданий. Или тонуть. Ирина вернулась домой. Вошла в комнату матери. Ясно, спокойно сказала: – Мама, я не могу жить. И не буду. – Можешь, – сказала Лидия Георгиевна. – Будешь. Алик летел высоко над землей. Жуть и восторг. Впереди гора. Надвигается. Сейчас врежется… Но обогнул. Пролетел мимо. Очень близко увидел бок горы – как гигантская корка хлеба. – Хорошо было? – спросил Андрей издалека. Алик увидел себя в бабкиной комнате. – Надо где-то баксы достать, – сказал Андрей. Они вышли из дома и куда-то поехали. Алик больше не летал, но был непривычно легким, расслабленным. Они без труда перемещались по Москве, покрывали большие расстояния. Оказывались то тут, то там. В том числе оказались на Таганке, возле новой квартиры отца. Дверь открыла Люля. – Отец дома? – спросил Алик. – Игорь Николаевич? – уточнила Люля. – Проходи. Алик прошел, а Андрей остался на лестнице. Спустился на полмарша вниз и стал ждать. – Слушай, а ты чего за старика вышла? – доверительно спросил Алик. – Хочешь, я тебя трахну? – Не хочу, – спокойно сказала Люля. – Почему? – Ты мне не нравишься. Поэтому. Вышел отец и сказал одно слово: – Вон… Алик попятился и ударился о косяк двери. Поморщился. Почесал плечо. – Вон, кому говорят, – повторил отец. – Уйду, уйду, – не обиделся Алик. – Дай мне денег. Последний раз. – Ничего я тебе не дам, – сказал Месяцев и добавил: – Скотина. – На день рождения позвали, – объяснил Алик. – Надо подарок купить. – Иди работать, будут деньги, – сказал отец. – Ступай вон. Алик стоял на месте. – Ты не расслышал? – спросила Люля. – Уйду, черт с вами, – беззлобно сказал Алик. – Где бы денег взять. Дай в долг. Я отдам. – Научишься себя вести, тогда приходи, – сказала Люля. Алик ушел озадаченный. – Ну как? – спросил Андрей. – Никак, – ответил Алик. – Не понимаю, зачем старому человеку деньги. Деньги нужны молодым. Алик и Андрей пешком пошли до Красной площади. Вся площадь была до краев набита людьми. Выступала какая-то крутая группа. Музыка, усиленная динамиками, наполняла пространство до самого неба. Ритм соединял людей и пространство в одно целое. Все скакали, выкидывая над головой кулак с двумя выдвинутыми вперед пальцами. Получался сатанинский знак. Толпа в основном состояла из молодежи, которая скакала, как на шабаше. |