Онлайн книга «Изящное искусство смерти»
Наконец нам удалось оторвать Маргарет от сына. Мы потащили ее назад к бакалейной лавке, а она изо всех сил старалась высвободиться. — Только не говори, что убиваешь ради тех несчастных, которые живут здесь! — кричала Маргарет. — Сегодня они могли погибнуть из-за тебя! — Если произойдет революция, их дети станут счастливее, — не унимался и Бруклин. — Они будут благодарить меня. — Мразь! — брызжа слюной, возопила разъяренная мать. — Мрази — это лорд Палмерстон и ему подобные. Чем быстрее народ уничтожит их и сокрушит созданный ими порядок вещей, тем скорее эта страна перестанет страдать! — Полковник! Спасибо, что не тронули мою дочь! Я обернулась и увидела, как на пороге лавки появился отец. — Кто там? — спросил Бруклин. — Любитель Опиума? Отец сделал пару шагов, чтобы его осветила луна. — Хоть я вам и признателен, все же должен выразить и свое неодобрение: вы не совсем честны с нами. — Ах ты, маленький засранец! — Я не маленький, а худой. — Для тебя все шутка! Опиум. Насилие. Все у тебя вызывает веселье. «Стоит только человеку не в меру увлечься убийством, как он очень скоро не останавливается и перед ограблением, — с пренебрежительным видом процитировал Бруклин. — А от грабежа недалеко до пьянства и небрежения воскресным днем, а там — всего один шаг до неучтивости и нерасторопности. Ступив однажды на скользкую дорожку, никогда не знаешь, где остановишься. Многие относили начало своего падения ко времени того или иного убийства, над которым прежде особенно не задумывались». — Мне приятно, что вы так точно цитируете мои произведения. — Ты и есть мразь, как выражается моя мать. Твои восторги по поводу опиума и насилия послужили причиной стольких смертей, что мне даже и не снилось. Вдалеке послышались тревожные сигналы пожарных экипажей. Отец обернулся. Я проследила за его взглядом и увидела на востоке сияние над тем местом, где, как мне сказали, находились доки Британской Ост-Индской компании. Над сиянием поднимались в небо искры. Мне они напомнили рой причудливых огненных насекомых. Ветер кружил их в воздухе и нес в нашем направлении. Но сюрреалистический фейерверк прекращался, не долетая до того места, где мы стояли. Ветер, его раздувавший, сам же его и гасил. Когда я снова посмотрела на отца, он находился уже на шаг ближе к Бруклину. — Уверяю вас, полковник, я не нахожу ничего веселого ни в опиуме, ни в насилии. Каждый день в течение последних пятидесяти лет я сожалею о том ужасном часе, когда мне пришлось в первый раз принять лауданум, чтобы ослабить лицевые боли. Что же касается насилия, я буквально вынужден о нем писать. А пишу я на эту тему с несомненным юмором, потому что мне очень страшно. Много лет назад мне довелось смотреть в глаза бешеному псу. На губах у него пузырилась пена, а во взгляде читалась такая жуткая злоба, что я оказался загипнотизирован и не мог отвернуться. — Так ты сравниваешь меня с бешеным псом? — осклабился Бруклин и вытащил кинжал. — Ни в коем случае. Бешеный пес не знает, что творит. Вы же, напротив, совершенно ясно осознаете, что именно делаете. Пусть даже не понимаете, почему так поступаете. — Все это не имеет смысла. Опиум помутил тебе рассудок. — Совсем наоборот — он проясняет мои мысли. Судя по усиливающимся звукам, на месте взрыва собиралось все больше пожарных экипажей. — Пожар стихает, — заметил отец. — Ситуация находится под контролем. Так что вы проиграли, полковник. И я осмелюсь заметить, вы стоите в большой луже крови. Нам послать за доктором? — Я переносил и более тяжелые повреждения. — Тела или рассудка? — Рассудка? Вы опять меня оскорбляете? Бруклин сделал угрожающий жест в сторону отца, и тут же вперед выступил, помахивая дубинкой, Беккер. — Констебль, — обратился к нему полковник, — неужели вы действительно думаете, что справитесь со мной, пусть даже я сейчас не совсем в форме? Возможно, не спорю, вы в данный момент и сильнее меня, но у вас начисто отсутствует одно важное качество. — Какое же? — спросил Беккер. — Готовность без колебаний убить противника. Ну-ка, покопайтесь у себя в душе. Вы готовы убить меня или серьезно изувечить в такой же степени, в какой я готов проделать это с вами, без малейшего промедления и сожаления? Беккер промолчал. — Возможно, вы готовы защищать Любителя Опиума (уж не знаю почему), его дочь или эту женщину, которая называет себя моей матерью, — продолжал Бруклин. — Но одного только благородства недостаточно. У вас нет того характера, нет того многолетнего опыта, которым наделила меня Англия, благодаря чему я стал настоящим профессионалом. Райану я уже преподал этот урок. — Райан?! — воскликнул Беккер. — Что с ним? — Это он меня подстрелил. Но у него не хватило решимости довести начатое до конца. Я показал ему, в чем он слабее меня. — Что вы ему показали? Где он? — Последний раз, когда я его видел, он валялся в луже крови и был занят тем, что пытался запихнуть на место кишки. — Вы… — Беккер! — крикнул отец констеблю, который, похоже, собрался броситься на негодяя. — Этого он и добивается. Он вас дразнит. Неужели вы еще не поняли? Ему нужен мотив, чтобы можно было оправдать убийство. Беккер замер. — Очень мудро, — усмехнулся Бруклин. — Маленький засранец спас вам жизнь. — Полковник, а лужа крови у ваших ног разрастается. Вы уверены, что нам не пора послать за доктором? — Подозреваю, что доктор здесь не поможет, — покачал головой полковник. — И вы решили покончить с собой не как ваш отец, в петле, а истечь кровью до смерти? — Смерть от ран, полученных в сражении, всегда почетна. — Судя по количеству потерянной вами крови, у нас осталось не так много времени. Скажите, полковник, зачем вы стегаете себя кнутом? — Ты не стесняешься говорить о таких вещах в присутствии женщин? — Им предстоит услышать еще и не такое. Отвечайте на мой вопрос: зачем вы стегаете себя? — Ты хуже вора! — Согласен. Залезть в вашу спальню было недостойным поступком. Так зачем вы… — Я наказываю себя за все те убийства, которые совершил. |