Книга Пожизненный срок, страница 45 – Лиза Марклунд

Судья обратился к публике в задних рядах.

— Я должен попросить публику и представителей средств массовой информации покинуть зал судебного заседания, — сказал он и ударил молоточком по столу.

В зале поднялся шум, а Нина, не отрываясь, всматривалась Юлии в лицо.

Кажется, та вообще не заметила, что в зале началась суета.

Когда двери зала, наконец, закрылись, в помещении наступила почти осязаемая тишина.

— Итак, вернемся к вопросу о виновности, — сказал судья.

Адвокат положил дорогую ручку на стопку документов и посмотрел судье в глаза.

— Факт заключается в том, что моя подзащитная слишком тяжело больна, чтобы высказывать какие-либо мнения по поводу своей виновности. С ней просто невозможно вести разговор.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я был назначен защитником по этому делу в субботу. С тех пор я неоднократно пытался говорить с моей подзащитной, но мне кажется, она даже не понимает, кто я. Убежден, что моя подзащитная в настоящее время нуждается в неотложном психиатрическом лечении.

Судья принялся перелистывать дело.

— Мне кажется, она уже получала лечение, — сказал он. — Сразу после задержания была доставлена в больницу Сёдермальма, разве нет?

— У моей подзащитной длительный анамнез психиатрических расстройств, — сказал адвокат. — Почти на два года она была освобождена от работы по причине стрессовой реакции. Некоторое время лечилась в психиатрической клинике по поводу депрессии. Я настаиваю на том, чтобы лечение у психиатра началось немедленно.

Судья поднял голову.

— Что привело вас к такому заключению?

Матс Леннстрём щелкнул ручкой.

— Моя подзащитная постоянно упоминает о другой женщине, которая присутствовала в квартире в ту ночь, — сказал он. — Моя подзащитная называет ее злодейкой и ведьмой, но не может назвать ее имя.

Судья посмотрел на Юлию.

— Так вы полагаете, что… возможно, у нее…

— Содержание моей подзащитной под стражей противоречит уголовному кодексу, который требует обеспечить подозреваемому адекватное лечение. Закон запрещает содержать под стражей больного человека, даже в медицинском учреждении.

Судья передернул плечами и обратился к Ангеле Нильссон:

— Разделяет ли обвинение позицию защиты?

Прокурор театрально вздохнула:

— Слышать голоса становится модой среди преступников.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил судья, вскинув брови.

— Юлия Линдхольм просто решила не сотрудничать со следствием. Мне хотелось бы подумать о причинах такого поведения.

— Я вас понял, — сказал судья. — На каком основании обвинение настаивает на заключении обвиняемой под стражу?

Ангела Нильссон перелистала свои бумаги, собралась с мыслями и, помолчав, заговорила:

— Давид Линдхольм был найден убитым в своей квартире в три часа тридцать девять минут третьего июня. Предварительные данные судебно-медицинской экспертизы позволяют утверждать, что он был ранен первым выстрелом в голову, что и послужило причиной смерти. Второй выстрел был произведен в туловище мертвого тела.

— Могла ли в квартире присутствовать еще одна женщина в тот момент, когда был произведен смертельный выстрел? — спросил судья.

Ангела Нильссон перевернула лист с неправдоподобно громким в тишине зала шелестом.

— Подозреваемая была задержана на месте преступления. Пистолет марки «Зауэр-225» был тоже найден на месте преступления, и предварительная криминалистическая экспертиза позволяет утверждать, что на оружии были отпечатки пальцев подозреваемой. Этот револьвер был табельным оружием подозреваемой и зарегистрирован на ее имя. Было ли именно это оружие орудием преступления, в настоящее время выясняют в центральной криминалистической лаборатории, но калибр извлеченных из тела пуль соответствует калибру найденного на месте преступления оружия, кроме того, в обойме отсутствуют именно два патрона.

В зале повисла мертвая тишина. Секретарь суда записывал. Где-то мерно жужжал вентилятор.

— Кроме того, ситуация осложняется событиями, связанными с Александром, сыном подозреваемой, — продолжила Ангела Нильссон после короткой паузы. — Мальчика, Александра Линдхольма, четырех лет, никто не видел с момента убийства его отца, и ребенок до сих пор не найден.

Нина подалась вперед, едва не сорвавшись с места. Юлия подняла голову, когда прокурор произнесла имя Александра, и теперь лихорадочно оглядывала зал. Не узнавая, она посмотрела на сидевшего рядом с ней адвоката и встала.

Нина видела, как адвокат положил руку на плечо Юлии, чтобы заставить ее сесть на место.

— По нынешнему состоянию дела я не хочу выделять частные подозрения по поводу исчезновения мальчика, — продолжала прокурор Нильссон. — Возможно, есть простое объяснение его исчезновения, но если Александр Линдхольм не будет найден живым в самом ближайшем будущем, то я буду вынуждена обратиться с ходатайством о возбуждении предварительного следствия в связи с убийством или похищением Александра Линдхольма…

Каждый раз при упоминании имени Александра Юлия вздрагивала и судорожно озиралась. Повернувшись на стуле, она перехватила взгляд Нины, сидевшей на передней скамье.

«Нет, Юлия, не сейчас!»

Но мысль не возымела действия. Юлия встала и нерешительно двинулась к Нине. Глаза ее были широко раскрыты и невинны. Такие глаза были у нее, когда она не решалась спрыгнуть со стога сена. Она обычно стояла подвернув внутрь ступни — она всегда так делала, когда чего-то боялась или нестерпимо хотела в туалет по-маленькому.

«Соберись, Юлия, сейчас я ничем не смогу тебе помочь».

— Я прошу обвиняемую сесть на место, — сказал судья.

Юлия сделала еще один шаг в сторону скамей в зале.

— Александр? — произнесла она. — Где Александр? Нет!

Она ударила попытавшегося удержать ее адвоката по руке.

Нина смотрела в пол, бессильно сжав кулаки. Юлия сделает только хуже себе, если не будет сотрудничать со следствием. Все, что от нее требовалось, — это сказать, во что превратилась ее жизнь в последние годы. Не будет никакой пользы, если она и дальше станет защищать Давида, прежде всего для нее самой.

Нина подняла голову. Два конвоира, стоявшие у дверей, ведущих в коридор вздохов, подошли к Юлии и вывернули ей руки, наклонив ее вперед.

Юлия вырывалась. Конвоиры силой усадили ее на стул, и Юлия вдруг завалилась на один бок.

«— Ты должна подать на него рапорт. Слушай меня. Я поддержу тебя, им придется тебе поверить.

— Если бы только он меня ударил. Хорошо бы он оставил пару солидных синяков, а еще лучше сломал мне ребро.

— То, что он творит, еще хуже. Это совсем другое дело. Он не имеет права запирать тебя дома. Это насильственное, противозаконное лишение свободы, принуждение…»