Онлайн книга «Варшава»
|
– Денег мало? Тогда возьми хоть водку и томатный сок. Смотрим друг на друга, держим стаканы с водкой. – Ну, ты б хоть тост какой сказал, а? А то без тостов пьют только знаешь кто? Алкоголики. – Ну… Давай еще раз за знакомство. – Просто полет фантазии… Таня разбавляет водку соком. Мы чокаемся. Недалеко от нас садятся два мужика и тетка. Им лет по тридцать пять, все в польских джинсах-«мальвинах» и турецких «половиках». Таня говорит: – Смотри, какие колхозники. Как только таких сюда пускают?… Ну что, опять танцевать? – Не, я посижу, что-то неохота. Пью сок мелкими глотками. Водка слегка дала по мозгам. Народу уже много. Человек двадцать танцуют на помосте, остальные бухают. На столике «колхозников» – две бутылки шампанского, бутылка водки и шоколадка. Медляк. Таня подходит к столику, садится, допивает сок. – Не спи, замерзнешь. – Ага. – Проще надо быть, Вова – и люди к тебе потянутся. – Она улыбается. – А то сидишь с таким лицом сурьезным… Я пожимаю плечами. Мужик из «колхозной» компании встает, подходит ко мне. Он наклоняется к уху и шепчет: – Послушай, братан… Можно пригласить твою даму? От него воняет водкой и потом. – Как хотите. Он поворачивается к Тане: – Приветствую. Можно вас пригласить? – А вы шампанским угостите? Лицо мужика кривится, он шепчет мне: – Пусть скажет спасибо, что не одна, а с тобой. А то я бы ей показал. Одни, блядь, суки кругом. Таня танцует с двумя чуваками. Один что-то кричит ей, она знаками показывает, что не слышит. Рядом отплясывают «колхозники». Тетка расстегивает рубашку, мотает грудями в белом лифчике. Мужики скалятся. Я поднимаюсь, надеваю куртку, иду к выходу. На улице – дождь. К тротуару прилипли листья. * * * Выхожу из лифта, достаю ключ, сую в скважину. Замок заедает, я кручу ключ в одну сторону, в другую. Не открывается. Кручу еще. Дергаю дверь. Она не заперта. Я захожу в квартиру. В прихожей, на кухне и в хозяйкиной комнате горит свет. Снимаю ботинки, куртку и заглядываю на кухню. Тетя Нина сидит на табурете, голова – на столе. Спит. Я трогаю ее за плечо, спрашиваю: – Вам что, плохо? Вы заболели? Она открывает глаза, тупо смотрит на меня. – А… Вовачка. Квартирантик ты мой залатой… От нее воняет самогоном. Внизу, около плиты – пустая бутылка. – Я это самое… Ну, напилась, короче. Ай, пашло оно усё на хер…Да? – Точно. Самое лучшее средство – набухаться, и все будет классно, просто супер. – Правильна гаварыш, Вовачка. Супер-пупер. – Она дебильно улыбается. – Ну и чего вы напились? Что случилось? – Ай… На хер… – Ну, как хотите. Я выхожу из кухни. Дверь в ее комнату открыта. На диване, посреди смятой простыни – большое мокрое пятно. Я захожу в свою комнату, захлопываю дверь. Вытаскиваю из стопки книг внеклассное чтение по английскому – «Daddy Long Leg». Сажусь за стол, читаю вслух отрывок на завтра. На кухне тетя Нина фальшиво поет: Тячэ вада у ярок Тячэ вада у ярок Лодачку занясло Вада халодненька Лодачка тоненька А я мало-о-оденька-а-а-а. Я резко отодвигаю стул, встаю, подхожу к двери, приоткрываю. – Тетя Нина, можно потише? Я все-таки учусь. – Да, да, Вовачка, ты мяне прости. Я ж тябе, пачти што, люблю – ты у меня жывёш… Ты мне верыш? – Верю. – Веру, веру, усякаму зверу, и ежу-капыжу… Я возвращаюсь к столу. Тетя Нина разговаривает сама с собой. – Аднажды у студёную зимнюю пору… Ну, напилась я, напилась… А хули… Аднажды у студёную зимнюю пору я из лесу вышел… Сталина, блядь, сюда надо… И Ленина… А жыдоу – пастралять усих. А то развели нешта такое – хуй прасцыш. Аднажды у студёную… Я вскакиваю, открываю дверь. Тетя Нина стоит перед дверью. – Можно потише? – Можна, можна. Слушай, ты меня уже заябау. Я тебя убъю. Поняу? – Как ты меня убьешь? – Абыкнавенна. Нажом. Ноччу, кагда ты спать будеш. Она надувает губы и кивает головой. Двенадцать ночи. На кухне радио играет белорусский гимн: тот, что был при «совке», только без слов. В хозяйкиной комнате – тихо. Я ворочаюсь на кровати, не могу уснуть. Сердце стучит, в животе ноет, хочется срать. Подушка – твердая, как камень. Я мну ее руками, поворачиваюсь к стене, натягиваю одеяло. Просыпаюсь, смотрю на часы. Полдевятого. Я не слышал будильника и не помню, когда уснул. Вскакиваю, надеваю штаны, бегу на кухню. Зажигаю плиту, ставлю чайник. Тетя Нина выходит из комнаты. – Вова, ты прасти меня, если што. Я учера, ну это… Я абы-што гаварыла? – Да. А вы что, не помните. Она качает головой. – Не-а, ничога не помню. Ладна, ну ты меня прасти, а? Дурная баба напилась… Прастишь? * * * Звоню в квартиру Ивана Петровича. Открывает он сам – в халате и шлепанцах, с недовольным лицом. – Здравствуйте. – Здравствуй, заходи. Я переступаю порог, достаю из рюкзака второй том Короткевича – брал летом почитать. – Вот, я у вас брал… Иван Петрович забирает книгу, кладет на телефонный столик. Я поворачиваюсь уходить. – Куда? Останься, хоть чаю попей. Вера, Володя пришел! Вера Сергеевна выглядывает из кухни, улыбается накрашенными губами. – Здравствуй, Володя, заходи, всегда рады тебя видеть. Я иду в кухню, сажусь на табурет, Иван Петрович – в кресло в углу. Он берет со стола «Аргументы и факты». Вера Сергеевна ставит чайник, включает плиту, поворачивается ко мне. – Ну, рассказывай, как дела, студент. – Так, нормально. Учусь… – Да, понимаю, сложно еще что-то сказать – только начало первого курса. А вообще, учиться нравится? – Более-менее. – Это хорошо, очень хорошо. Только вот время такое… Что творится – просто жуть. Народ беднеет, цены растут каждый день. Стипендии вам сколько платят? |