Онлайн книга «Варшава»
|
Свободных столиков нет. Я спрашиваю у двух мордатых пацанов: – У вас свободно? Один говорит: – Садись. Перед ним – три салата из помидоров и две порции гуляша, у другого – две порции селедки с луком и два шницеля. Первый говорит: – Мы летом на даче с братаном салат из помидор в тазике делали, сечешь? – Что, так помидоры любите? – Ага. – Ладно, все это херня. Надо решить насчет бабок – куда их вложить. Можно телевизоры продавать, это сейчас самое то. Пацаны из РТИ их сами паяют, детали берут на Сторожевке. Можно им сказать – давайте, вы будете паять свои телевизоры, а мы вам их продавать, а? – И они тебя пошлют, скажут – мы сами можем. – Не пошлют. Им надо, чтобы кто-то продавал. Сами только паяльниками работать могут, а как продавать, что и как – это они вообще не знают. – Ладно, посмотрим. Вообще, у меня один кент знакомый крутится не по-детски. Молодой еще пацан, на третьем курсе в универе. Книгами занимается. Раньше возил из Москвы, здесь продавал… – Книги – говно. На книгах ни хуя не заработаешь. – Не пизди, если не знаешь, лучше послушай. Он летом дал объявление в газету – выпускаю, типа, книгу по сексу. Предоплата – сто рублей, шлите по почте. А все, что пришло – он в баксы. Тогда бакс сто пятьдесят стоил, а сейчас – почти пятьсот. Он говорит – до нового года подожду, потом верну по сто рублей, а за баксы себе тачку брать собирается, «мазду» восемьдесят восьмого года. Ставлю тарелки на жирный поднос, несу к окошку. Тетка в спортивных штанах подходит к кассирше. – Вы мне не поменяете белорусские деньги на российские? А то еду в Москву… – Да, пожалуйста. Мне тут с российскими приходили – на белорусские поменять, в продовольственных сейчас все только на наши. Я им тоже поменяла. Мне что, жалко? * * * Набираю номер Наташи. В соседнем таксофоне мужик говорит в трубку: – Наверно, эту квартиру будем снимать… Ну, которая на Восточной… – Он затягивается сигаретой, плюет под ноги. – …И та тоже за тридцать, я тебе говорю. Но там и мебель хуевее, и хозяева хуевее – будут приходить, смотреть, чтобы склад не сделали – оружия там или наркотиков. Гудок, еще один. Наташа берет трубку. – Алло. – Алло, привет. Это – Вова с английского. Помнишь? – Помню. Ты откуда звонишь? Из института? – Почти что. – Уже отучился? – Давно. – Значит приезжай. – К тебе? – А к кому еще? – Хорошо… Скажи адрес. – Волгоградская, тридцать два, квартира три. Садишься на «шестерку», едешь до Волгоградской, потом через дорогу, налево, девятиэтажный дом. Первый подъезд, первый этаж. Звоню в дверь. Открывает Наташа – в черных колготках, мини-юбке и белой блузке. На ногах – черные туфли на каблуке. – Привет. – Привет, проходи. Я стаскиваю кроссовки. Носок на правой ноге – дырявый. Снимаю куртку. Наташа прислонилась к стене, рассматривает меня. – Все, разделся? Пошли в мою комнату. Над диваном – картина в позолоченной раме: кусок берега и море. Снизу холст разорван. Я спрашиваю. – Это что – Айвазовский? – Ага. Подлинник. – Наташа хохочет. На полу – ковровая дорожка с розочками. Балкон зарешечен. На веревке – красное полотенце. – Смотри, что я у родаков затырила. – Наташа открывает шкаф, сует руку внутрь, достает бутылку. – Это папаше дали взятку… – А где он работает? – Не скажу. На белой этикетке бутылки – красные буквы «Merlot», внизу в уголке – «made in France». – Сейчас принесу бокалы. Наташа разливает остаток вина, облизывает горлышко. Я беру сигарету из ее пачки «Camel», спрашиваю: – Ты курить будешь? – Да, если ты мне прикуришь. Смотрю в окно. По двору идет дед с авоськой, полной бутылок. Я прикуриваю зажигалкой себе и Наташе, затягиваюсь. – Вова, а у тебя никогда не было интереса к мужчинам? – Не-а. – И никаких связей? – Нет, а что? – Так просто… У меня, например, нет отвращения к «голубым». Наоборот, прикольно. Пассивные, активные… – Она улыбается, кладет сигарету на край пепельницы, сморит на меня. – Ну, мне это как-то… – Что «как-то»? – Не знаю… А у тебя были… ну, связи? Наташа делает глоток из бокала, наклоняет голову. – С женщинами или с мужчинами? – Скажем, с мужчинами… Она берет сигарету, затягивается. Я спрашиваю: – А что, «голубые» могут и с женщинами? – Те, которые бисексуалы, – могут… – Она давит сигарету в пепельнице. – У меня есть знакомый – на пятом курсе немецкого факультета. Паша Федоров. Ты, может, видел его в институте – такой маленький, светленький, с сережкой в ухе. – Не помню. – У нас с ним был роман. Я тогда в девятом классе училась. Но роман такой платонический, естественно. Они ездили на практику в Германию, и там был скандал – он соблазнил какого-то старого немца, или немец его… Никто не знает, что там на самом деле было. Короче, дело замяли. Ну а мы с ним скоро расстались. Он сейчас стал крутым бизнесменом – сам из Литвы, а литовцы в Минске скупают металлы и перепродают на Запад. И он этим занимается. Давай, накрашу тебе губы? – Зачем? – Просто так. – Нет, на фига? – Ну а что тут такого? Боишься? – Ничего я не боюсь, крась. Она берет со стола помаду, подсаживается поближе. Снимает колпачок, выдвигает, подносит мне к губам. Помада – ярко-красного цвета, с приторным запахом. Я рассматриваю Наташино лицо. У нее прыщики на лбу и волоски над верхней губой. – Смотри. – Она подносит мне зеркало. – Ну, целоваться мы, наверно, не будем? Я кладу зеркало на стол, придвигаюсь к ней. Мы целуемся. Магнитофон щелкает – кончилась кассета. За окном дребезжит трамвай. Я трогаю рукой ее грудь. – Ты мне нравишься, я уже говорила, – шепчет Наташа. – Но я сегодня не могу. Что-то шумит в прихожей. Наташа резко отстраняется. – Что, кто-то должен придти? |