Онлайн книга «Варшава»
|
Махаю рукой. Тормозит «Scania» с российскими номерами. Водитель – маленький, пожилой, в очках с толстыми стеклами. – Здравствуйте! Не подвезете в Германию? – Что, путешествуешь? – Ага. – Ну, залезай. Поднимаюсь в высокую кабину, бросаю рюкзак под ноги. Фура впереди трогается, наша – тоже. – Куда тебе? – В Берлин. – Мне – подальше, в Голландию. Но до Берлина я тебя не довезу – километров десять, потом – в «отстойник», спать. У немцев – ограничение: больше двенадцати часов в сутки ехать нельзя, могут оштрафовать. – А почему так? – Профсоюзы. Раз у них самих больше нельзя, то требуют, чтобы и все остальные. Уроды… – А как они узнают? – Обыкновенно. Вот шпион. – Он щелкает по панели. – Все записывает: сколько еду, с какой скоростью… У них здесь все это хитрожопо сделано. А кто у тебя в Берлине? – Так, друзья. – Не бойся, высажу тебя на стоянке – сразу подберут. Отсюда до Берлина – километров сто пятьдесят, всего ничего. Справа светится красно-желтая заправка. – Здесь – Европа, цивилизация, а там… – Мужик отрывает руку от руля, махает назад. – Полная жопа. Ельцин, скотина, Россию распродает. Сначала Горбачев довел до ручки, теперь этот хочет завершить. Все, недолго осталось. – И что будет? – Что будет? А я тебе скажу, что будет. Пиздец будет полный. Вот что. – В каком смысле? Третья мировая? – Нет, это вряд ли. Воевать на нас никто не полезет – кому мы сейчас нужны? Для них, для немцев, американцев всяких, мы – во-первых – источник сырья, а во-вторых – рынок сбыта. Так что мировая – вряд ли. Не тот момент. А вот если гражданская или что-то подобное – не удивлюсь. Видишь, что происходит в Югославии? А ведь была благополучная страна, я в восемьдесят первом году по путевке ездил. Ты вообще первый раз за бугром? – Третий. Два раза в Польше был. – Ну, Польша… Нашел мне заграницу. Вот сейчас настоящую заграницу увидишь. А главное – палку поставь какой-нибудь немке, иначе считай, что и не был в Германии. Все они бляди – и немки, и наши. У меня вот – жена молодая, можно сказать. На семнадцать лет старше я. Ребенку два года. И что ты думаешь? Гуляет. Я все знаю, конечно. Только я в рейс – она мужика приводит. Я ее убью когда-нибудь, на хуй. И ничего мне не сделают. Посадят месяца на три, потом отпустят по амнистии, раз ребенок малый. – А может, это неправда? – Что неправда? – Что гуляет… – Я что, похож на дурака? Между прочим, я в свое время университет закончил, аспирантуру, преподавателем философии работал. Что, не веришь? – Верю. Просто как-то странно… – Ничего тут странного нет. Я давно просек, что к чему. И философия мне в этом помогла: понял, что ситуация меняется, что надо деньги зарабатывать, а не болтать. Я семь лет назад пошел к институтскому начальству и говорю, что так и так, на свою зарплату содержать семью не могу – я тогда еще с первой жил. И мне разрешили после занятий, во вторую смену, работать водителем на хлебозаводе. А три года назад ушел из института своего в дальнобои – причем переводом, без потери стажа. С кафедры философии – на автобазу, и переводом? И нисколько не жалею. Жировать не жирую, но на хлеб с маслом хватает. Чего ей еще надо? Подруги вон улицу метут, объявления расклеивают… Она, кстати, моей студенткой была. – А-а-а… – Что «а-а-а»? У нас с ней знаешь, какой красивый роман был? Все завидовали. Встречал ее после занятий, цветы дарил, в рестораны приглашал – не то, что студентик какой-нибудь нищий. А как начал ездить в рейсы, сразу началось. Я ведь, в первую очередь, для нее стараюсь. Мне не так много и надо – старый уже. Ладно, что про это говорить… Смотрю в окно. Такой же пейзаж, как был в Польше: шоссе, знаки, рекламные щиты. – А вот и стоянка уже. – Там туалет бесплатный? – Да. Фура притормаживает. – Ну, счастливо. Становись на выезде к трассе и голосуй – кто-нибудь подберет. – Спасибо. До свидания. Я поднимаю рюкзак, выпрыгиваю из кабины. Беру в руки пахучий розовый обмылок, включаю воду. На плитках нацарапано: «Эндрю, Москва 23/08/93». Сушилка не работает, я вытираю руки о джинсы. Махаю белому «ауди». Машина тормозит. За рулем – чувак в бандане. Он наклоняется, открывает дверь. Я спрашиваю: – Берлин? Чувак говорит по-английски: – Берлин – нет, могу до поворота, шестнадцать километров. Я сажусь, машина трогается. Чувак спрашивает: – Откуда ты? – Из Белоруссии. – А где это? – Часть бывшего СССР. – А-а-а. Короче, Россия. – Ну, можно и так. – А где ты выучил английский? – В университете. А ты? – Учил в школе. – Он хохочет. – Нет, шучу. Я занимаюсь спортом – серфингом. Знаешь серфинг? Я каждый год несколько месяцев провожу во Флориде и несколько месяцев во Франции. Я и по-французски говорю. Parlais-vouz Francaise? Я мотаю головой. – Значит, из России? – Да. – Там у вас сейчас плохо, много политических проблем? – Типа того. – У меня есть один друг из Варшавы… – Так это же не Россия… – Ну и что? Все равно – Восточная Европа. Правильно? – Правильно. Серфер тормозит на большой стоянке с заправкой, кафе и магазинами. Я выхожу. Он улыбается во весь рот, говорит: – Удачи! – Спасибо, тебе тоже. Захожу в магазин, беру «сникерс» и банку кока-колы. С двадцатки баксов веснушчатая немка дает мне тридцать марок и мелочь. Выхожу на улицу, сажусь на траву. Светятся желто-зеленые надписи на заправке. По автобану катятся фуры и легковые. Почти не холодно. Смотрю на часы. Полвторого ночи. Выбрасываю обертку от «сникерса» и банку в мусорку, иду к выезду с заправки. Голосую. Останавливается «мерс» с польскими номерами. За рулем – мужик в шортах и майке с растянутым горлом. – Берлин? Он что-то говорит по-польски. – Берлин? – О’кей. Секс. Поляк проводит рукой у себя между ног. Я захлопываю дверь. «Мерс» уезжает. У заднего входа в магазин – деревянная лавка. Ложусь, кладу рюкзак под голову, поджимаю ноги, закрываю глаза. |