Онлайн книга «Взрослые игрушки»
|
Когда уже стемнело, бабушка накрыла в комнате журнальный столик, принесла туда пирожки и розеточки с вареньем, а я, вымытая бабушкиными руками, чистая и разомлевшая, залезла с ногами в кресло, и смотрела «Спокойной ночи, малыши». О том, что я обиделась на маму, я уже забыла. И сейчас вдруг начала скучать… Я тихо пробралась на кухню, и села у окна. Видно было фонарь и деревья. И дорожку ещё. По которой должна была в субботу прийти мама. Я слышала, как бабушка меня зовёт и ищет, и почему-то молчала, и тёрлась носом о стекло. Обнаружил меня дедушка. Он вошёл на кухню, скрипя протезом, включил свет, и вытащил меня из-под подоконника. Посадил на стул, и сказал: — Мама придёт в субботу. Обязательно придёт. Ты мне веришь? Я кивнула, но в носу всё равно щипало. — Завтра будем пускать пузыри. — Дедушка погладил меня по голове, и поцеловал в макушку. — А ещё я расскажу тебе о том, как наш полк разбомбили под самым Берлином. Хочешь? — Хочу… — Тогда пойдём в кроватку. Ты ляжешь под одеялко, а я с тобой рядом посижу. Пойдём, пойдём… И я пошла. И, засыпая на чистой-чистой простыне, пахнущей почему-то сиренью, я думала о маме и конфетах. А мама в субботу так и не приехала… * * * Зазвонил телефон. Я посмотрела на определитель, и подняла трубку: — Да, мам? — Ты сегодня во сколько дома будешь? Я посмотрела на часы, пожала плечами, словно это могли видеть на том конце трубки, и ответила: — Не знаю. До шести я буду в офисе. Потом у меня подработка будет. Это часов до десяти. В одиннадцать заскочу домой, переоденусь, и в кафе. У меня сегодня ночная смена. — Постарайся зайти в семь. Тут тебя дома сюрприз ждёт. Неприятный. Мама всегда умела тактично разговаривать с людьми. — Какой? Скажи лучше сразу. — С ребёнком всё в порядке, он в садике. Володя приходил… Я крепко закусила губу. Вовка ушёл от меня четыре месяца назад. Ушёл, не оставив даже записки. Где он жил — я не знала. Пыталась его искать, но он хорошо обрубил все концы… А я просто спросить хотела — почему? — Что он сказал? Он вернулся? — Руки задрожали. — Он исковое заявление принёс, и повестку в суд… На развод он подал. — Почему?! — Другие вопросы в голову не лезли. — По кочану. — Огрызнулась мама. — Твой муж, у него и спрашивай. От хороших баб мужья не уходят, я тебе уже говорила! А ты всё с подружками своими у подъезда торчала! Муж дома сидит, а она с девками трепется! — Я с ребёнком гуляла… — Глаза защипало, но матери этого показать нельзя. — Я ж с коляской во дворе… — Вот и сиди себе дальше с коляской! А мужику нужна баба, для которой муж важнее коляски! За что боролась — на то и напоролась. — Да пошла ты! — Я не выдержала, и бросила трубку. Значит, развод. Значит, всё. Значит, баба у Вовки теперь новая… За что, Господи, ну за что, а? Снова зазвонил телефон. Я, не глядя на определитель, нажала на кнопку «Ответ», и рявкнула: — Что тебе ещё надо?! — Лидуш… — В трубке бабушкин голос. — Ты ко мне зайди после работки, ладно? Я уже всё знаю… — Бабушка-а-а-а… — Я заревела в голос, не стесняясь, — бабушка-а-а, за что он так? — Не плачь, не надо… Всё в жизни бывает. Все проходит. У тебя ребёночек растёт. Ну, сама подумай: разве ж всё так плохо? Кому повезло больше: тебе или Володе? У Володи новая женщина, к ней привыкнуть нужно, пообтереться… А у тебя твоя кровиночка осталась. Каким его воспитаешь — таким и будет. И весь целиком только твой. Ты приходи ко мне вечерком. Приходи обязательно. На подработку я в тот день так и не пошла. Провалялась у бабушки пластом. Иногда выла, иногда затихала. Бабушка не суетилась. Она деловито капала в рюмочку корвалол, одними губами считая капли, и сидела у моего изголовья, приговаривая: — Попей, попей. Потом поспи. Утро вечера мудренее. Не ты первая, не ты последняя. Мать твоя дважды замужем была, тётка твоя тоже… А Володя… Что Володя? Знаешь, как люди говорят? «Первым куском не наелся — второй поперёк горла встанет». А даст Бог, всё у Вовы хорошо выйдет… — Бабушка?! — Я рывком села на кровати, краем глаза увидев в зеркале своё опухшее красное лицо: — Ты ему, козлятине этой вонючей, ещё счастья желаешь?! Вот спасибо! — Ляг, ляг… — Бабушка положила руку на моё плечо. — Ляг, и послушай: не желай Володе зла, не надо. Видно, не судьба вам просто вместе жить. Бывает, Господь половинки путает… Сложится всё у Володи — хороший знак. И ты скоро найдёшь. Не злись только, нехорошо это. Я с воем рухнула на подушку, и снова заревела… * * * Нервы на пределе. Плакать уже нет сил. Дышать больно. Воздух, пропитанный запахами лекарств, разъедает лёгкие, и от него першит в горле… — Лида, судно принеси! Слышу голос мамы, доносящийся из бабушкиной комнаты, бегу в туалет за судном, и несусь с ним к бабушке. — Не надо, Лидуша… — Бабушка лежит лицом к стене. Через ситцевую ночнушку просвечивает позвоночник. Закусываю губу, и сильно зажимаю пальцами нос. Чтобы не всхлипнуть. — Не нужно судна. Прости меня… — За что, бабуль? — Стараюсь говорить бодро, а сама радуюсь, что она моего лица не видит… — За то, что работы тебе прибавила. Лежу тут бревном, а ты, бедная, маешься… — Бабушка… — Я села возле кровати на корточки, и уткнулась носом в бабушкину спину. — Разве ж мне тяжело? Ты со мной сколько возилась, сколько пелёнок за мной перестирала? Теперь моя очередь. — Так мне в радость было… — Тяжело ответила бабушка, и попросила: — Переверни меня, пожалуйста. Кидаю на пол судно, оно падает с грохотом… С большой осторожностью начинаю перекладывать бабушку на другой бок. Ей больно. Мне тоже. Я уже реву, не сдерживаясь. В комнату входит моя мама. От неё пахнет табаком и валерьянкой. — Давай, помогу. А ты иди, покури, если хочешь. Благодарно киваю маме, хватаю сигареты, и выбегаю на лестницу. У мусоропровода с пластмассовым ведром стоит Марья Николаевна, бабулина соседка и подружка. — Ну, как она? — Марья Николаевна, ставит ведро на пол, и тяжело опирается на перила. — Умирает… — Сигарета в пальцах ломается, достаю вторую. — Не могу я больше, Господи… Не могу! Уж лучше б я за неё так мучилась! За что ей это, Марья Николаевна? — Ты, Лидок, как увидишь, что рядом уже всё — подолби в потолок шваброй. Говорят, так душа легче отходит, без мук… Первая мысль — возмутиться. И за ней — тут же вторая: — Спасибо… Подолблю. Не могу больше смотреть, не могу! |