
Онлайн книга «У чужих берегов»
Этот хоть откровенно боится. Похоже на Корганова. Но чтобы Волков струсил – не может быть. Не таковский. Значит, величие души? А почему бы и нет? Надо, однако, его предупредить, чтобы никаких оппозиций не устраивал. Все же капитан есть капитан, и если решил держаться до самых крайних пределов – это ему в плюс. А положение все же отчаянное: водоотливные средства не действуют. Баллер руля свернут на десять градусов. Наших радист «нащупать» не может. И до Камня Опасности осталось совсем немного. Впрочем, Сергеев говорит, что ветер «заходит». Может, отожмет нас...» В радиорубке – тусклый блик огромной радиолампы, чуть ли не метровой высоты. Слышен писк морзянки. Худые длинные пальцы радиста безостановочно выстукивают позывные «Красина», «Олы», «Уэллена», посланных на помощь... Радист снял наушники. – Ну, как? – По-прежнему: не отвечают. – Так... А японцы? – Читайте, товарищ следователь! На русском языке. Капитану парохода «Свердловск» Корганову тчк Ваше поведение бесчеловечное уважающий Петр Степанович тчк Мы крайне сожалеем о вашу бесполезную гибель если не примете помощи тчк Мы будет еще ожидать ваше разумное решение тчк Мы знаем что груза у вас нет и не будем настаивать на вознаграждении тчк Ветер не переменился и не переменится вас сильным течением несет на Камень Опасности на плаву продержитесь еще часов шесть-восемь зпт потом погибнете и погубите сотни невинных людей зпт женщины дети тчк Внемлите голосу разума забудьте национальную рознь примите нашу бескорыстную помощь тчк «Олу» выбросило на камни зпт «Красин» и «Уэллен» сами погибают и запросили нашей помощи тчк На помощь к вам вышли три бота подумайте уважающий Петр Степанович пока не поздно тчк Ваш уважаемый Архип Петрович Накамура-сан зпт капитан спасательного судна станции Отомари... – М...да. Почему Архип Петрович? А... Крещеный. Православный японец. Такие у них есть. Именно эти крещеные Накамуры во время оккупации Дальнего Востока больше других, некрещеных, расстреливали наших моряков, красных партизан, их семьи. Тех самых женщин и детей, о которых сейчас так трогательно заботится господин Архип Петрович Накамура-сан. Но все-таки... А если о «Красине», «Уэллене», «Оле» – правда? Однако почему же такая удивительная, более чем странная настойчивость? Бескорыстная настойчивость. В чем дело? Ведь груза на «Свердловске» действительно нет. Если даже и последует решение Международного суда об оплате за спасение, то это будет мизерная сумма, так как фрахта не было. В чем же дело, черт побери?.. – Товарищ следователь! Вы эту РД не забирайте, я обязан сдать капитану. – Вам сообщали, Серафимов, когда вы учились, кто имеет право изъятия корреспонденции? – Прокуратура... – Вот именно! Продолжайте искать наших. От наркома ответ на вторую РД есть? – Повторяет о посылке судов. Обращаться к японцам запрещает. – А об этом ты доложил капитану? – Так точно. – Хорошо, молодец! Не отрывайся от ключа. Как у тебя с энергией? – Аккумуляторы новые. – А с личной? – Есть и личная, – усмехнулся Серафимов. – Только бы найти волну. Владивосток не отвечает, и вообще связь поддерживается односторонняя, через один наш крейсер, военный корабль, то есть... Только бы найти волну «Красина»! Я ответил шуткой: – Вон их за бортом сколько – все наши. Радист ответил серьезно: – Нет, товарищ следователь. Здесь чужие волны! Серафимов был прав: вода ещё была чужой, японской. Я положил «человеколюбивое» послание Архипа Петровича в карман, решив потолковать с Барабановым: любопытно ведь! Качка уменьшилась, но резко увеличился риск пойти ко дну от затопления: где течь – так и не обнаружили. Нужно что-то предпринимать. И я направился к Барабанову. – Есть разговор, химик! – Конкретно? – Надо взяться за судно. – Конкретнее? – Создать аварийную тройку, что ли, и взять пароход в свои руки. Как смотришь? – Пиратский акт? – Законный. Коргановские богатыри растерялись, а пароход тонет. Японцы шлют сентиментальные телеграммы. Вот, прочитай! Барабанов прочитал японскую депешу. – Да... Накамура... Накамура... Знаешь, мне этот Архип Петрович вспоминается в связи с одним делом. Впрочем, может быть, и не он. А ты не задумывался – нет ли какой-либо скрытой пружины у господина Накамуры? – Думать уже некогда, надо действовать. Решай быстрее. – А снестись с начальством не удастся? – Нет, связи с Владивостоком не имеем. – Так... значит, захват корабля пассажирами в чужих водах, у чужих берегов? – Слушай, я тебе серьезно говорю: дело дрянь, пойдем ко дну. –...Конкретно? – Корганова – в каюту, под замок, или комиссаром к нему твоего работника. – Дальше? – Девятьсот человек сидят в твиндеках, в каютах. Сидят и бездельничают, а мы ждем паники. Всех работоспособных – на ведра. У пассажиров есть шайки, ванны детские, – все в ход. Четыре коридорных конвейера из людей с ведрами. Прямая всеобщая мобилизация. Понял? – Понял. – Продолжаю: рацию – под наш контроль. Сажай туда своего чекиста с «пушкой» для устрашения. – Ладно, быть по сему. А третий кто у нас? – Думаю, парторга, матроса Загоруйко... Да вот он и сам, собственной персоной!.. Вошел Загоруйко и сказал: – Я назначил закрытое партийно-комсомольское собрание... Среди пассажиров нашлись еще три коммуниста. Пойдем, обсудим положение. – Поздновато спохватился, парторг. Ну, ладно, пошли!.. Бурным было это партийно-комсомольское собрание на «Свердловске». – Стыдно признаться, товарищи, – говорил кочегар Казанцев, – но коль уж на правду, так на правду! Я считаю, что никакой пробоины нет и заклепки все целы, а просто кингстоны недовернуты. Да! Еще в Магадане я стармеху докладывал, что в правом кингстоне резьба местами сорвана, нужно было что-то сделать – может, свинцом залить. А Волков отмахнулся... – Правильно! Было такое! – поддержал Казанцева масленщик Егоров. – Говорили Волкову, а ему все некогда: разные языки учит да политграмоту читает. С мест закричали: – А у вас что, своих рук не было? – До чего довели судно, маслопупы? Палубные отвечали: – А вы сами? Где управление? – Баллер свернули! – А почему? – заорал Дорогин. – Потому что какой-то черт в машине, когда еще все нормально было, самовольно дал задний ход, а руль от нуля аксиометра вбок лежал, волна ударила – вот и своротила. |