Онлайн книга «Наш человек в Гаване»
— Кажется, вы ошиблись, это не тот снимок, — сказал Уормолд. Молодая женщина — у нее были каштановые волосы и, насколько можно было разглядеть при неверном освещении, карие глаза — сказала: — Давайте потанцуем. — Я неважно танцую. — Не беда. Он прошел с ней круг. — Да, вы были правы, — сказала она. — То, что они играют, называется румба. Это ваша дочь? — Да. — Какая хорошенькая! — Вы только что приехали? — Да. Команда самолета решила кутнуть, а я пошла с ними. Я здесь никого не знаю. Ее голова доходила ему до подбородка, и он чувствовал запах ее волос; иногда они касались его губ. Он почему-то огорчился, заметив у нее на пальце обручальное кольцо. Она сказала: — Моя фамилия Северн. Беатриса Северн. — Моя — Уормолд. — Значит, я ваш секретарь, — сказала она. — То есть как? У меня нет никакого секретаря. — Нет есть. Разве они вам не сообщили о моем приезде? — Нет. Ему не нужно было спрашивать, кто «они». — Но я сама отправляла телеграмму. — Я действительно получил какую-то телеграмму на прошлой неделе, но ничего в ней не понял. — А какое у вас издание «Шекспира для детей»? — «Эвримен». — Черт! Они мне дали не то издание. Понятно, что в телеграмме было все перепутано. Но я рада, что вас нашла. — И я рад. Хотя немного удивлен. Где вы остановились? — В «Инглатерре», но завтра я перееду. — Куда? — Ну, конечно, к вам, в контору. Мне все равно, где спать. Устроюсь в одном из кабинетов. — Там нет никаких кабинетов. У меня очень маленькая контора. — Но есть же комната для секретаря. — У меня никогда не было секретаря, миссис Северн. — Зовите меня Беатрисой. Они считают, что этого требует конспирация. — Конспирация? — Что же мы будем делать, если у вас даже нет комнаты для секретаря? Давайте сядем. Какой-то человек во фраке, — в этих тропических зарослях он напоминал английского колониального чиновника, который и в джунглях переодевается к обеду, — вышел вперед и запел: Почтенные люди живут вокруг. Они все осмыслят, отмерят, взвесят. — Они твердят, что круг — это круг, И мое безрассудство их просто бесит. Они твердят, что пень — это пень. Что на небе луна, на дереве листья. А я говорю, что ночь — это день, И нету во мне никакой корысти. Ты не верь им, прошу тебя… Они сели за пустой столик в глубине игорного зала. До них доносилось постукивание шариков рулетки. Она снова напустила на себя серьезность, через которую проглядывало смущение девушки, впервые надевшей бальное платье. — Если бы я знала, что я ваш секретарь, — сказала она, — я бы ни за что не окатила из сифона полицейского… без вашего разрешения. — Не огорчайтесь. — Меня ведь послали сюда, чтобы вам стало легче. А не наоборот. — Капитан Сегура нам не опасен. — Я получила отличную подготовку. Знаю шифровальное дело и микрофотографию. Я могу взять на себя связь с вашей агентурой. — А-а… — Вы так хорошо себя проявили, им будет обидно, если вы сорветесь. Пускай лучше это произойдет со мной. — А мне было бы обидно, если бы сорвали… — Не понимаю… — Простите, я думал о другом… — Да, — сказала она, — раз телеграмма была искажена, вы ничего не знаете и о радисте. — Не знаю. — Он тоже остановился в «Инглатерре». Его укачало. Придется найти жилье и ему. — Если его укачивает, то может быть… — Возьмите его счетоводом. Он изучал бухгалтерию. — Но мне не нужен счетовод. У меня даже бухгалтера нет. — Не ломайте себе голову. Завтра утром я все устрою. Для того меня сюда и послали. — В вас что-то есть. Вы мне напоминаете мою дочь, — сказал Уормолд. — А вам помогают новены? — Какие новены? — Не знаете? Слава богу хоть за это. Человек во фраке как раз кончал свою песню: А я говорю, что зима — это май, И нету во мне никакой корысти! Голубые лучи прожекторов превратились в розовые, и танцовщицы снова взобрались на свои пальмы. За столами для игры в кости раздавался неумолчный стук, а Милли и доктор Гассельбахер, счастливые, как дети, пробирались на площадку для танцев. Судя по всему, Сегуре так и не удалось разбить их надежду повеселиться. 2 Уормолд проснулся чуть свет. Ему было слегка не по себе после шампанского, а фантастические происшествия вчерашней ночи уже вторгались в его деловое утро. Беатриса сказала, что он хорошо себя проявил — ее устами говорили Готорн и все эти люди. Он огорчился, подумав, что она, как и Готорн, принадлежит к тому же выдуманному миру, что и его агенты. Его агенты!.. Он сел за свою картотеку. Нужно было, чтобы к ее приходу карточки выглядели как можно достовернее. Теперь ему казалось, что некоторые из его агентов уж слишком неправдоподобны. Профессор Санчес и инженер Сифуэнтес безнадежно запутались в его сетях, и он не мог от них избавиться: оба уже вытянули по 200 песо на текущие расходы. Лопес тоже прочно занял свое место. Пьяный летчик кубинской авиалинии получил приличное вознаграждение — 500 песо — за сведения о строительстве в горах, но, пожалуй, его еще можно было ликвидировать, как человека не вполне благонадежного. Был тут и главный механик с «Хуана Бельмонте», который пил испанский коньяк в Сьенфуэгосе, — эта личность казалась вполне реальной, к тому же он получал всего семьдесят пять песо в месяц. Но были и другие, которые, как он опасался, могли не выдержать серьезной проверки; например, Родригес, который значился у него на карточке королем ночных притонов, или Тереса, танцовщица из «Шанхая», зарегистрированная как любовница министра обороны и одновременно директора почт и телеграфа (неудивительно, что ни о Родригесе, ни о Тересе Лондон ничего предосудительного сказать не мог). Пожалуй, лучше ликвидировать Родригеса — ведь каждый, кто хоть немножко знает Гавану, рано или поздно усомнится в его существовании. Но расстаться с Тересой просто душа не позволяла. Она была его единственной шпионкой, его Мата Хари [23] . Трудно было себе представить, что новый секретарь когда-нибудь попадет в «Шанхай», где каждый вечер в перерывах между выступлениями голых танцовщиц показывают три порнографических фильма. |