Книга Любовь-морковь и третий лишний, страница 9 – Дарья Донцова

Дальнейшие события развивались без сучка без задоринки. Комната под номером тринадцать была открыта, в шкафу, как и обещала Жанна, нашлось атласное длинное платье, туфли и маска. Быстро переодевшись, я нацепила сильно пахнущую клеем и краской маску и услышала из громкоговорителя, висевшего на стене:

– Антракт. Второй акт начинается с выхода горничной, Кулакова, займите место во второй кулисе.

Осторожно переступая через всякие шнуры и железки, я добралась до места и увидела тощую вертлявую девицу в джинсах.

– Привет, Жанка! – воскликнула она.

Я кивнула.

– Вон поднос и чашка, видишь?

Я опять кивнула.

– Ой, воду забыла налить, – опомнилась реквизиторша, – ща принесу, ты про реверанс помнишь? А то опять не сделаешь, и Валерка пеной изойдет!

В этот момент из темноты послышался шепот:

– Алиса, сколько можно тебя звать? Куда гром сунула? Как мне грозу изобразить?

– Bay! – подпрыгнула девица. – Совсем я плохая стала!

– Чеши за громом!

– Сейчас, сейчас, – засуетилась Алиса, – только Жанке воды припру.

– Шевелись, убогая, – донеслось из мрака.

Алиса, причитая, исчезла за кулисами, меня неожиданно охватила тоска. Я подошла к закрытому занавесу и посмотрела в щелочку. Плотные ряды кресел были почти пусты, публика в массовом порядке понеслась в буфет. Боже, как давно я не стояла вот так, вглядываясь в зал, впрочем, я никогда не получала оваций, госпожа Романова плохо играла на арфе, нет во мне нужной энергетики, ну не обладаю я ярко выраженной харизмой. Ладно, хватит предаваться тоскливым воспоминаниям, лучше сейчас еще раз повторить то, что предстоит сделать.

Значит, так, выхожу, пересекаю сцену, приближаюсь к баронессе, сидящей в кресле, делаю глубокий реверанс…

Неожиданно в голове возникло еще одно воспоминание.

Поздний вечер, наша квартира наполнена тишиной, только на кухне горит свет. Десятилетняя Фрося [2], большая любительница подслушивать беседы папы и мамы, скрючилась на унитазе. Санузел в родительских апартаментах граничил с кухней, если сидеть тихо, то станешь незримой участницей чужого разговора. Папа, как всегда, описывал маме прошедший день.

– Представляешь, – смеясь, говорил он, – сижу сегодня в академии на экзамене…

Я сначала удивилась, услышав это заявление, но потом мигом сообразила, что папочка, кроме того что является ученым, еще и преподает в вузе, и слушала его дальше.

– Отвечает Николаевич, помнишь его?

– Ну да, – отвечает мама, – майор из Ростова.

– Верно, – подтверждает папа, – в принципе приятный дядька, старательный, одна беда, не слишком образованный. В общем, вышел казус.

Выступил Николаевич вполне пристойно, отец уже решил поставить ему «отлично», но потом подумал и сказал:

– Билет вы знаете, но не хватает завершающей фазы в рассказе, если сейчас сделаете красивое резюме, получите пятерку.

Ничего особенного папа не хотел, всего лишь чтобы слегка туповатый Николаевич подвел итог своему выступлению. Отец всегда говаривал:

– Информацию и дурак запомнит, а вот подвести правильный итог сказанному – прерогатива человека мыслящего.

Но Николаевич отреагировал странно, он резко покраснел и ответил:

– Никогда.

– Голубчик, – принялся уговаривать его отец, твердо решив дотянуть ученика до пятерки, – поверьте, это совсем нетрудно, вы попытайтесь.

– Ни за что.

– Опасаетесь неудачи? Но четверка уже ваша, неужели не желаете повысить балл?

– Резюме делать не стану, – словно взбесившийся попугай, затвердил Николаевич.

– Ну, не стесняйтесь!

– Не могу!

– У вас достаточно знаний для столь простого действия.

– Не могу.

– Ей-богу, смешно.

– Не могу!

Видя, что майор находится почти на грани истерики, отец вздохнул.

– Вы мужчина, обязаны быть смелым, а как военный – подчиняться приказам старшего по званию.

Стыдно, в конце концов, так себя вести, мы в академии призваны научить вас не только зазубривать учебники, но и делать резюме, это же элементарно.

Николаевич стал пунцовым, как рак.

– Хорошо, – просипел он, – если отдаете приказ, тогда конечно.

– Отлично, голубчик, – кивнул папа, – начинайте.

Отец ожидал, что тот сейчас подойдет к доске, возьмет мел, напишет пару формул… Но майор поступил самым невероятным образом.

Смахнув пот со лба, он шагнул на середину аудитории, взялся руками за полы кителя и присел в.., реверансе.

Все – и профессор, и великовозрастные курсанты – замерли с открытыми ртами, Николаевич выпрямился и самым несчастным голосом спросил:

– Хватит? Или еще раз сделать резюме?

Бедный папа, боявшийся обидеть тупого майора, собрал в кулак всю волю и выдавил из себя:

– Достаточно, голубчик, вот ваша зачетка.

Когда Николаевич покинул помещение, остальные зрители «шоу» молча уставились на профессора.

– Э.., э.., голубчики, – простонал отец, – милосердие является доблестью не меньшей, чем храбрость.

.Надеюсь, никто из вас не станет смеяться над коллегой, перепутавшим понятия «резюме» и «реверанс».

– Хорошо, – пискнул кто-то с галерки, – мы че?

Ниче! Бывает.

В ту же секунду в аудитории грянул хохот, отец попытался справиться с собой, но не сумел, впервые в жизни ему отказало самообладание, и он уткнул лицо в идеально выглаженный платок.

С тех пор, когда человек произносит слова «реверанс» или «резюме», я вспоминаю несчастного Николаевича. Интересно, кто-нибудь указал ему на ошибку? Если да, то это был не мой папа, он не смог побеседовать на сию тему с учеником.

– Начинается второй акт, – понеслось с потолка, – горничная в кулисе, Кулакова, проверьте поднос и чашку с водой.