Онлайн книга «А я люблю женатого»
|
Вдруг сон становится тревожным, потом страшным… Его разбудил Шурик: – Вставай, ей плохо! У нее жар! Слышишь! Стремительно исчезли дома и знакомые улочки южного города. Они сидели у закрытого окна. Лил дождь. Тихо позвякивали в комнате колокольчики. – Посмотри, как она! – Кажется уснула! – Шурик! – позвал Катин голос. – Погоди, я сам! – вскочил художник и быстро поднялся наверх. Девушка лежала в кровати. Простыни были сбиты. Она так страшно кашляла, что он сам содрогнулся. – Жарко, – прошептала она, – откройте окно, пожалуйста. – Нельзя! – художник присел на угол ее постели и осторожно погладил край одеяла, которым укрылась Катя. – Там дождь, уже осень. Холодно. Когда ты выздоровеешь и у нас будут деньги, я обязательно отвезу тебя на море. Я знаю… ты хочешь поехать туда с Глебом. Но если Глеб откажется… Если Глеб не сможет, я всегда готов поехать с тобой на море. И даже полететь на Луну. И на Северный полюс. Куда прикажешь. Я на все готов для тебя. А как это вышло – сам не знаю. – Не надо, – отвернулась к стене Катя, – не надо про это. Я хочу на море весной. Мне подруга рассказывала про Крым. Там в марте цветут сады. Много белых садов. Она там была в детстве. Мне часто это ночью снится. Я хочу, чтобы сады стояли у самого моря. Я знаю, что так не бывает, но я хочу! Она снова зашлась в кашле, потом села в кровати. – А может, уже и весны не будет. Никогда. И моря. И ничего, ничего не будет. – Не говори так! Мой прадед насадил вокруг нашей деревни столько садов! А я не успел посадить ни одного дерева! И дома не построил, и сына не родил. Но ведь все еще впереди, – попытался улыбнуться Феликс. Ночью он рисовал цветущие сады на стенах комнаты, в которой спала Катя. Они были странными, эти стоящие у самого моря белые деревья в подвенечных платьях. Так не бывает в жизни. Так бывает на картинах. Мальчик сидел рядом, смешивал краски, глядел на творение художника. Он был серьезным и очень взрослым. Открыв глаза, Катя увидела этот сад. Утро было солнечным. Увидев картину, девушка ахнула. – Доброе утро, – сказал мальчик, примостившийся у нее в ногах. – Ты поправишься. Обязательно! Катя кивнула, говорить не было сил. – Ты поправишься, – Шурик протянул ей стакан чая, – и я не буду больше смеяться над Глебом. Люби его, если так надо. Ты спрашивала меня – почему я так хотел научиться стрелять. Я тебе одной на белом свете открою тайну. Была одна женщина. И у нее был сын. А потом эта женщина полюбила другого мужчину, а не своего мужа. Так ведь часто бывает? Она полюбила его так сильно, как ты Глеба, хотя он ничем не лучше ее мужа и ее сына. И она уехала с ним. Насовсем. И ей, наверное, хорошо. Я ее тоже любил, а его хотел отправить на тот свет. Да! Не смотри на меня так. Эта женщина – моя мать. Катя выронила стакан. Чай разлился. Феликс выкладывал на стол некрашеные деревянные яйца-заготовки. – Повезло сказочно, такой заказ! – Есть можно? – с иронией спросил голодный Шурик. – Можно заработать кучу денег. Шурик внимательно глядел, как Феликс раскрашивает яйца и покрывает их лаком. Как превращаются они из безликих деревянных заготовок в настоящие игрушки. А потом и сам расписал одно. – Смотри, как быстро выучился! – обрадовался художник. – Это легче, чем в тире, – вздохнул мальчик. – Да нет, – усмехнулся Феликс, – просто из двух моих способностей ты, как младший брат, пока унаследовал одну. И снова отключили электричество. – Сволочи! – выругался Шурик и пошел за свечами. Маленькие свечки слабо освещали комнатенку, но раскрашенных яиц становилось все больше и больше. – Если мы сделаем еще десять, Катя завтра поправится, – сказал Феликс. Шурик придвинулся поближе: – Лучше скажи, зачем художник Пиросмани певице миллион роз подарил. Это же четное число – как покойнику. Я посчитал. – Четное было бы два миллиона! – Два лимона – кишка тонка. – Он подарил их ей в день не ее, а своего рождения. Она потом сбежала из Тифлиса с какой-то бездарностью, а он любил ее. Он просто подвел итог своей любви этими цветами, – объяснил художник. – Ща заплачу, – цинично начал было Шурик, но не выдержал своего ернического тона и спросил вполне серьезно: – От безнадежной страсти можно вылечиться? – Никогда, – грустно покачал головой Феликс, – от любви не лечатся, а только умирают! И было непонятно, в шутку или всерьез сказал он это… Утром повсюду – на столе, на диване, на подоконнике – стояли красиво разрисованные деревянные яйца. Была еще и матрешка. Толстая матрешка в милицейской форме, в шапке с кокардой. – Узнаешь? – повернул ее лицом к мальчику Феликс. – Аленушка! – обрадовался Шурик. – Жаль, не могу ей подарить! На улице засигналила машина. …Чужие руки забирали все, что удалось расписать за ночь. А потом на пустой стол легла купюра. – Пятьдесят баксов?! – ошалел Шурик, окинув взглядом опустевшую комнату. – Но обещали сто пятьдесят! – вылетел на улицу Феликс следом за заказчиком. – Парень, может и пятидесяти не быть! – грозно осадил его водитель. Шурик опустился на ступеньку крыльца. Рядом плюхнулся художник. Их обманули в очередной раз… – Надо кровь из носа заработать денег, чтобы купить лекарств и поставить Катю на ноги. Хоть наизнанку вывернись! – решительно сказал мальчик. Феликс молча кивнул. Он был крохотной частичкой толпы швырявшей его с перекрестка на перекресток. Он захлебывался в волнах людского моря. Город грохотал, скрежетал, гудел. Он срывал объявления с надписью «Работа», заходил в двери незнакомых офисов – где-то отказывали вежливо, где-то указывали на дверь. Он драил стекла новенькой иномарки. Таскал коробки с фруктами у палатки. Торговал пирожками на рынке. Красил забор зеленой краской, нескончаемый, унылый, зеленый забор. Феликс порвал в клочья газету «Работа для вас», закурил дешевую папиросу. Что делать? Как достать денег? …Вечером он возвращался домой. У железнодорожной станции местная пацанва насела на старушку, торгующую цветами. – Миленькие, сегодня ничего не наторговала, – оправдывалась она, но хулиганы упорно требовали денег, грозили расправой. |