Онлайн книга «А я люблю женатого»
|
– Ты не сердись, просто с голоду я становлюсь злым. …– Это что? – орал директор кинотеатра, толстый злобный мужик. – Это как называется? За что я вам, безграмотным, должен деньги платить?! Феликс и Шурик стояли опустив головы, как два провинившихся школьника. – Опаленные – с одним «н», в слове «страсть» пропущен мягкий знак! Откуда вы взялись на мою голову! – Мы сами не местные, – заныл Шурик. – У нас двойка по русскому. – Дайте хоть сто рублей, я вам этот мягкий знак сам дорисую. – А вторую букву «н»? – Кому в этом хаосе есть дело до второй буквы «н»! Вы интеллигентный человек, дайте хоть пятьдесят рублей, – сбил цену мальчик. Директор молча показал им огромную дулю. Они шли по поселковой дороге со своими красками и шваброй. Феликс обнимал мальчика за плечи. – Ты не бойся, – говорил Шурик, – яблок наворуем в соседнем саду. – Воровать стыдно. – А голодать? Феликс звонил с переговорного в Москву – узнать, не продались ли, часом, его картины. Ну хотя бы одна! Ну хотя бы недорого! – Влас, ну что там? Не продаются? Забрать? Хорошо, я за ними заеду, как только машина подвернется. Ладно? На даче Катя стригла Шурика. – Не дергай головой, ухо отрежу. – Ты парикмахер? – Нет, так и не выучилась. Я только десять классов закончила. На выпускном встретила Глеба. Потом переехала в Москву. Вот и вся моя жизнь. – А родители? – Я у тетки воспитывалась, мать не знаю, не видела. – А моя умерла, когда меня родила, – сказал Феликс, – только имя успела дать мне. Смешное. Феликс – значит счастливый. Я думаю, она долго смотрела в тот день на солнце, которое светило в окно роддома. Я родился в воскресенье, в полдень. Говорят, в это время все счастливые родятся, но в тот же день ее не стало. А твоя мама, Шурик? – Практически она тоже умерла, – тихо ответил мальчик. – То есть как это «практически»? – удивилась Катя. – Нет ее, – Шурик встал и стал подметать состриженные волосы. – Подожди, – остановила его Катя, – я не достригла, вон вихры торчат. – Не надо. – А мне всегда в воскресенье, в полдень, когда светит солнце, кажется, что жизнь только начинается и будет еще много хорошего, – сказал Феликс. – И мне так кажется, – улыбнулась Катя. Вдоль окна пролетела светлая паутина, она блестела на солнце. День был ясный, но что-то неуловимое предвещало осень. – Я все равно заработаю эти деньги, Катя! – сказал Феликс. – И ты выйдешь замуж за Глеба. – Мы заработаем, – поддакнул Шурик. – И все будем гулять на твоей свадьбе, петь и танцевать. – Нет, петь будем не мы, – съехидничал мальчик, – у нас голоса нет, петь Глеб будет. – Пусть поет, если хочет, – пожал плечами Феликс, – что ты пристал к нему. – Да я видеть его не хочу! – Тише, смотрите! – вскрикнула Катя. Все трое прильнули к окну. К домику приближался наряд милиции. Феликс мгновенно среагировал: – Наверх, в шкаф, живо! Ну! Катя подхватила Шурика, они быстро поднялись по лестнице и залезли в огромный шкаф. Феликс мгновенно запер дверь изнутри и присел под окном. Он слышал разговор милиционеров, чуть приподнявшись, увидел как они подошли к дверям, подергали ручку. – Вроде нет никого, заперто. И соседей нет. Ладно, пошли… Феликс с облегчением вздохнул. А мальчик и Катя перешептывались в темноте шкафа. – Катя, ты правда совсем одна? И у тебя правда нет никого кроме Глеба? – Никого… Они стояли близко друг к другу, дыхание их сливалось. – Я не буду тебя обижать, – с трудом выдавил Шурик, но было ясно, что хотел он сказать нечто гораздо большее… – Да будет свет! – Феликс распахнул дверцу шкафа. – Уехали! Мальчик погладил себя по стриженной голове и сказал: – Надо ехать в Москву, и я знаю, как сделать так, чтобы нас никто не узнал. …Катя обрила Шурика наголо и подстригла патлатого художника. Они стали мерить шмотки из старых сундуков, найденных на даче. Натянули дырявые футболки, обрезали джинсы, получились бриджи. Пригодились и Катины темные очки. Встав у зеркала, оба почувствовали себя обновленными. Они изменились до неузнаваемости. Теперь можно было отправляться в нелегкий путь – в город на заработки. – Это все ради Кати, – успокаивал мальчик художника. – Вернешь ей бабки, живи, как хочешь. Нравится – голодай! – Знаешь, кто самые счастливые люди? – Феликс мечтательно вздохнул. – Те, кто занимаются любимой работой и получают за это деньги. – Послушай, эстет, процент таких людей не превышает единицы. Это все равно что жениться по любви и жить в браке счастливо. Ты романтик! – бросил ему как оскорбление Шурик. – А ты – циник, – огрызнулся Феликс. – Не знаю, что на сегодняшний день звучит более ругательственно, как говорит мой папа. – Шел бы ты к нему! – обозлился Феликс. – Ты что, меня гонишь? Ты ж без меня пропадешь! В Москве Шурик повел художника к нужному дому. – Дело – верняк. Люди богатые, клуб новый. Ты эскизы взял? Жадничать не будем! – Я заметил, – сказал Феликс, – чем богаче человек, тем почему-то он больше хочет сэкономить на художнике. Новый клуб был почти пустым, там шел ремонт. – Необъятное пространство для творчества, – показал на пустые стены старший менеджер. – И сколько же вас? – Я и мальчик. – Хм! – усмехнулся безукоризненно вышколенный юноша. – Ученик? – Нет, брат мой младший. – Гонорар поделите по-братски. Если, конечно, вообще будете здесь работать. – Да вы дешевле нас никого не найдете! – вступил в разговор Шурик. – Другие три шкуры с заказчика дерут, а мы… – И не пытайтесь торговаться. Шеф наш – человек суровый. Если эскизы утвердим, сообщим послезавтра. Мобильный есть? – Нет. Мы послезавтра сами зайдем, – сказал Шурик. – Смышленый у вас братик. Вот, – менеджер протянул визитку, – меня найти легче, чем вас. До послезавтра. Можете пока осмотреть помещение. – Ну теперь ты, Рафаэль, – воскликнул Шурик и стукнул друга по плечу. – Такие объемы! – А заказчик – папа Римский, – парировал Феликс и отбросил визитку, но Шурик не поленился – поднял, положил себе в карман. Работу надо было получить во что бы то ни стало! |