
Онлайн книга «А я люблю женатого»
Вите удалось серьезно потеснить партнера. – Герой дня безо всего! Лучшие ракурсы на работе и дома! – чуть насмешливо комментировал он предполагаемую работу. – Быстро соображаешь! И работаешь быстро? – А то! – Значит, начнем с понедельника! Звезда востока, он же мечта домохозяек, приведет тебя к нам в офис! Виктор Борисович сделал неожиданный выпад. Кончик его шпаги – в двух сантиметрах от тела Вити. Парень первым снял маску. – Думаю, надо начинать не с офиса, а с фехтовального зала. Пусть избиратели видят, какой вы замечательный дуэлянт. Есть в этом что-то красивое, благородное, а? Люди так соскучились по красивому и благородному! Верно ведь? – Верно, – согласился Виктор-страший. – Тебя как зовут? – Витя. Тезки мы. Виктор – победитель значит. Пока можно без отчества. – Нравишься ты мне, тезка-победитель. И оружие любишь. – Люблю. Но вы рубитесь классно. Это пока единственное, что могу сказать о вас. – А что поддался мне – молодец, – вдруг сказал Виктор-старший, – психологически точный ход. – Когда это я поддавался? – вспыхнул Витя. – Не кипятись, – Виктор Борисович похлопал его по плечу. – Считай, что проверку прошел! Сегодня никто из нас не вышел победителем, сегодня ничья. Он протянул Вите визитную карточку. – До понедельника! Витя снял перчатку, подал руку противнику. Тот пожал ее крепко: – Только на будущее учти – в поддавки я не играю! Не привык! Комната в общежитии ВГИКа. В этой комнате живут Витя и его друг казах Тима, сценарист. На сегодняшний вечер состояние комнаты можно определить так – слегка убранный «богемный беспорядок». В комнате трое. Тима жарит яичницу с колбасой на большой электроплитке. Не первой свежести молодой человек, аспирант по кличке Робертино, в коротеньких штанах, обтягивающих его мощное тело, самозабвенно поет оперную арию. Крупный (в смысле габаритов) оператор Серега, больше похожий на спортсмена, чем на оператора, молча разгадывает кроссворд. Серега прервал пение Робертино: – Слышишь, ты вот умный – что это за стиль в архитектуре на букву «м», шесть букв? – Темнота! – возмутился Робертино. – Модерн. Ты фантастически необразованный юноша! Вот что я сейчас исполнял? – Откуда мне знать? – пожал мощными плечами Серега. – Арию моего коллеги, художника Каварадосси из оперы Пуччини «Тоска». Ты кинооператор, а не знаешь, что такое модерн! – А чё мне это? – отмахнулся Серега. – Ты покажи модерн, я тебе его сниму. – Не злись, Робертино, он талантливый, – вступился за Серегу Тима. – Ты лучше еще спой, пока Витьки нету. – Хорошо, – согласился художник, которого пол-общаги ненавидело за громкое оперное пение, – я спою арию герцога Мантуйского из «Риголетто» Верди. Для вашего же культурного развития, негодники! – Вечность ты тут поешь! Ты ж во ВГИКе уже десятый год числишься! – закрыл уши Серега. – Пятнадцатый, если быть точным, – поправил Робертино. – Все-таки поразительный у нас институт, – вздохнул Тима, – попасть в него тяжело и вылететь невозможно. – Зубы не заговаривай, что там с яичницей! – перебил его оператор. – Когда есть-то будем? – Это когда Витька придет. Ждем режиссера! – ответил Тима. – Она ж остынет! – заныл Серега. – Ты своему Витьке готов кофий в постель носить! – Он талантливый, гению все позволено. Тима не шутил. Он и впрямь так думал. – Мы здесь все гении! – засмеялся Робертино. – Нет, Витька гений особенный. И он друг. Вчера меня без документов поймали, сказали, что я нелегальный вьетнамец, так меня кто отмазал? Он! – гордо сказал Тима. – Полчаса ментам мозги пудрил анекдотами про то, как кино снимается. Меня и отпустили, даже денег ни копейки не взяли. У меня паспорт просроченный, а домой никак не съезжу! – Бедняжка! Робертино подсел к плитке и незаметно, как бы ненароком, съел половину яичницы. Вернее, просто проглотил. – Ехать далеко, денег нет. Там у меня мама и три брата. Маленькие, – вздохнул Тима и вдруг увидел жующий рот аспиранта. – Что ты сделал, ты Витькин ужин сожрал! – Милый Тима, прости! Чем я могу искупить свою вину? – сделав вид, что чуть плачет, жалобно проговорил Робертино. – Эх, отец! – стукнул его по плечу мошной лапой Серега. – Говоришь, что я не культурный! Это в тебе нету никакой культуры, хоть и диссертацию пишешь. Как можно сожрать чужой ужин, не поделившись с голодным товарищем, а? Нет, ты ответь! Ответь! В эту минуту в комнату ворвался уже знакомый нам восточный красавец. Звали его Фарик. – Мужики, где я был! Я на такой клевой презентации был! Крутизна! Девочки с ногами, шампанское фонтаном, икра тазами! – громко и радостно орал он на всю комнату, доедая все, что оставалось на сковородке. – Звезды эстрады, политики. Я там познакомился кое с кем, имен называть не буду. Друзья оцепенели от наглости красавца. – Еще пара встреч для обсуждения деталей и все – сиди кури бамбук и получай дивиденды, – продолжал он врать. – Ты зачем Витькин ужин съел? – наконец пришел в себя Тима. – Кстати. О вашем командире. До того как съесть его ужин, сегодня днем я познакомил его с мощным спонсором. Если будет вести себя по-умному, скоро прогремим! Я это чувствую! Что вы на меня смотрите? Не верите? Вы же знаете – я медиум! – Нет, Фарик, ты не медиум, ты сволочь. Когда прошлый раз мы по твоей рекомендации делали рекламу одному салону красоты, то мало того что нам не заплатили, так хозяйка еще месяц домогалась нашего Витьки и даже исчез! – Тима указал на Серегу. – Я ж еле сбег! – с ужасом вспомнил Серега. – Правда? Ну позвали бы меня, женщины – мой конек! – улыбнулся Фарик. – Позовешь тебя! Ты бы ее увидал, на край света сбег! На нее хоть всем салоном сутки работай, бесполезно, – буркнул Серега. – Я бы сыграл! – театрально захохотал красавец, воруя у Сереги из пачки сигареты. – Я артист! – Вот не люблю артистов! Совсем не люблю! – Серега сплюнул. – И сейчас докажу это! Он двинулся к красавцу. Робертино кинулся наперерез. – Умоляю вас, дорогие, немедленно прекратите! Серега уже схватил медиума за рубашку и толкнул на диван. – А ну, запевай, Робертино! – скомандовал он. Робертино запел. Фарик попытался закрыть лицо руками. Серега же мощным движением плеча развалил гору книг у дивана. Падая, они повалили за собой электроплитку со сковородой, где покоились жалкие остатки большой яичницы. |