Онлайн книга «Уроки верховой езды»
|
— Зачем бы? — У нас есть записи с вашего телефона. У меня сердце стукает невпопад, я вспоминаю, каким тоном разговаривал со мной Иэн. Я смотрю то на Самосу, то на Фрикли. Лица у них чуть выразительнее блокнотов. — Меня что, арестовали? — спрашиваю я наконец. — Нет пока. — Пока? Господи… Я выпрямляюсь и принимаюсь отчаянно моргать. До чего все докатилось! — Я бы посоветовалась с адвокатом… — Имеете право, — отвечает кто-то из них. — Но пока вам не предъявлено обвинение, адвоката предоставлять мы не обязаны. * * * Тем не менее меня снабжают телефонным справочником и показывают, где висит таксофон. Я выбираю адвоката наугад. Просто открываю «Желтые страницы» и набираю первый же номер, попавшийся на глаза. Через полтора часа в комнате для допросов появляется Норма Блэкли. От ее нейлонового свитерка еще пахнет спагетти. Мы с ней совещаемся около двадцати минут, я все ей рассказываю начистоту. Она внимательно выслушивает, время от времени ободряюще кивая. — Ладно, — говорит она наконец. — По мне, вы провинились в основном тем, что пытались удержать у себя коня, которого полюбили. Правда, позиция у вас пока уязвимая и останется таковой до полного прояснения всех обстоятельств. Просто не отвечайте на неудобные вопросы, да и я дам знать в тех случаях, когда лучше не отвечать. Помните, у вас есть право не говорить ничего такого, что может быть использовано против вас. И это не может быть вменено вам в вину. Мало ли что они успели вам наговорить, на обвинении это не скажется. Ну что, готовы? Я киваю. — Пожалуй… Она выходит в коридор, чтобы пригласить детективов обратно. — Привет, Норма, — говорит Фрикли. — Здравствуйте, джентльмены. Детективы снова усаживаются напротив меня, Норма занимает место в узкой части стола, то есть как бы между нами. Пошуршав бумагами, Фрикли отпивает свежего кофе и продолжает допрос: — Вам известно, как выглядит пегая лошадь? — Доподлинно. У меня самой такая была. — Когда? — Двадцать лет назад. — Лошадь из тринадцатого денника проходит по бумагам как пегая. Известно ли вам, каким образом масть животного сделалась сплошной? — Аннемари, не отве… — Известно. Это я его выкрасила. — …чайте, — договаривает адвокатша. И медленно поворачивается ко мне. Самоса и Фрикли застывают на месте, держа ручки у бумаги. Они во все глаза смотрят на меня. — Вы его выкрасили? — Да, выкрасила, и вместо того чтобы подозревать меня неведомо в чем, вы бы лучше мне спасибо сказали! Если бы я не закрасила ему пежины, те типы — а судя по вашим вопросам, они как-то связаны с Маккалоу — увезли бы Гарру, ищи-свищи! На том бы дело и кончилось! Я смотрю на Норму. Она вся красная, точно спелый гранат. — Джентльмены, — произносит она. — Вы нас с моим клиентом не оставите на минуточку наедине? * * * Еще через час меня отпускают. Когда мой покалеченный автомобиль наконец въезжает в ворота, я чуть торможу, высматривая, светятся ли домашние окна. Но там темно, и я еду дальше. Для этого мне не нужно даже на педаль газа давить. Моя бедная машина просто катится под уклон, в точности как вчера ночью, и наконец замирает примерно там, где стоял коневоз похитителей. Еще через минуту я отпираю денник Гарры и откатываю сдвижную дверь. Я озираюсь впотьмах, пытаясь сообразить, что к чему. Наконец я замечаю выметенные половицы. Нигде ни горстки опилок. Перевернутая поилка. И задняя стена, больше не закрытая корпусом лошади. — Аннемари, — раздается голос у меня за спиной. Я оборачиваюсь. Это Жан Клод, в одних трусах, в наспех натянутой рубашке и в рабочих сапогах на босу ногу. Видно, выскочил из постели. — Где он? — спрашиваю я и чувствую, как дрожит голос. — Его забрали, — отвечает он тихо. — Сегодня под вечер. Твоя мать пыталась с ними спорить, но у них был ордер… — Куда его увезли? — Не знаю. Я молчу какое-то время, потом спрашиваю: — Они собираются нам его вернуть? — Я бы на это не слишком надеялся. Он стоит, беспомощно свесив руки. Ладони обращены ко мне, пальцы разведены в почти умоляющем жесте. И я даже в темноте вижу, какая боль отражается у него на лице. Из меня словно выпустили всю кровь, оставив пустую никчемную оболочку. Я спрашиваю: — Ты был при этом? Жан Клод кивает. Я долго молчу, силясь вообразить, как все было. Вот полицейский — может быть, даже совместно с представителем графства по делам животных — выводит Гарру из этого самого денника. Вот Гарра осторожно переносит чудесные полосатые копыта через эти самые направляющие. И цокает по полу, удаляясь в сторону коневоза, где уже опущен пандус… — Как же он у них в коневоз-то зашел? — спрашиваю я, и на середине фразы голос срывается. Я закрываю руками лицо. Я способна только стонать. Мне кажется, будто я неудержимо заваливаюсь навзничь, и я отступаю назад, чтобы опереться о стену. Вместо этого я спотыкаюсь о направляющие и растягиваюсь на полу. Когда проходит первое потрясение, я переваливаюсь на бок и сворачиваюсь, подтягивая колени к груди. Я прижимаюсь щекой к прохладным вытертым половицам его денника и вою. Жан Клод опускается подле меня на колени. — Ш-ш, — произносит он мягко и трогает меня за плечо. — Успокойся, cherie. Успокойся… Но я реву в голос. Я вскрикиваю и рыдаю — душа с телом расстается. Он берет меня за плечи, приподнимает, привлекает к себе. И держит, обнимая крепче всякий раз, когда меня сотрясает очередной горестный спазм. Но я даже не пытаюсь с собой справиться. Я не хочу успокаиваться. Я, по сути, жить-то не хочу… Жан Клод укачивает меня, словно ребенка, и постепенно я затихаю. Я поднимаю голову и смотрю на него, жалко шмыгая носом. Мне кажется, он даже осунулся от жалости и заботы. Я почти не вижу в темноте его глаз, но остальные черты ясно видны. Рот, подбородок и лоб, на котором залегли тревожные морщины. Я вдруг тянусь к нему и касаюсь его губ своими. Напрягшись, он отстраняется. — Аннемари… Я отчаянным движением вновь притягиваю его ближе, не слушая возражений. Я поднимаюсь на колени и запускаю пальцы ему в волосы. Он больше не отталкивает меня, только поднимает руки и разводит в стороны. Мне все равно. Я атакую его сомкнутые губы. Подбородок у него небритый, усы так непривычно щекочут лицо… |