Онлайн книга «Девичьи сны»
|
Круглов тихо выходит из своей комнаты на веранду. Дом Черемисиных еще спит. Еще не встало солнце, но уже растворен в прозрачном воздухе нежный персиковый свет рождающегося утра. Скрипят половицы. Нет, это поскрипывают новые ботинки Круглова – коричневые, на толстой желтой подошве. Он, раскрыв холодильник, достает два стакана молока и ставит на стол. Спускается с веранды, идет по саду, с удовольствием подставляя лицо утренней прохладе. Идет сквозь пятна света и тени, сквозь птичий щебет. Под акацией спит на раскладушке Игорь, укрытый стеганым одеялом. Круглов протягивает руку, чтоб разбудить его, но – передумал. Стоит, задумчиво глядя на мальчика. «Как сладко спишь, Игорь, – думает он. – И не знаешь, не ведаешь, какая идет у тебя работа в мозге… в подкорке… Самый оживленный обмен информацией – именно в предутренний час. В центры поступают доклады с периферии. Как на подводной лодке – из отсеков в центральный пост… Идет проверка, смотр всех систем организма. Но человек не ведает об этом… И не надо… Не надо ведать… Ладно, Игорь, спи». Тут Игорь открывает глаза. Он видит Круглова и улыбается ему. – Дядя Георгий! А я сплю, сплю и вдруг как будто услышал, как вы меня позвали. – Доброе утро, Игорь. Вставай, раз проснулся. На веранде они выпивают по стакану холодного молока. И пускаются в дорогу. Выйдя из калитки, Круглов останавливается. Каждый раз, увидев отсюда, сверху, огромное море, он застывает на миг, затаив дыхание. Они спускаются по лестнице, вырубленной в склоне горы. Игорь, в трусах и сандалиях на босу ногу, прыгает по каменным ступеням, выкрикивая при этом считалку: – Раз-одна-семейка-скушала-скамейку… А утро разгорается дивное, яркое, вот и солнце выплыло из-за скалистого мыса на востоке. – …а-потом-лягушку-а-потом-подушку-съела-журавля-скушает-тебя! – Неважнецкая считалка, – замечает Круглов, шагая по ступеням. – Неаппетитная какая-то. – А какие у вас были считалки, дядя Георгий? – В моем детстве? Я уж не помню. Очень давно это было. Возле средневековой башни они поворачивают, идут вдоль полуразрушенной стены старинной кладки. – Нет, одну вспомнил. Вот послушай. Шел высокий человек маленького роста, весь кудрявый, без волос, тоненький как бочка. – Кудрявый без волос! – смеется Игорь. На развилке они останавливаются. – Пойдем к Лузе? – спрашивает Игорь. – Нет. Очень жаркий, кажется, будет день. В Халцедоновую бухту пойдем. Только не к пансионатам, а… – Да, понятно! А хотите, другую дорогу покажу? Там одно место такое… Ну, узкое. Зато короче. И прямо к памятнику выйдем. Они идут по выложенному плитами Трехмильному проезду. Остаются позади белостенные домики и сады. Но вот кончается проезд, теперь дорога, превратившись в тропу, сбегает в ущелье, которое пересекают ажурные фермы моста электрички, и как раз по этому мосту проносится электропоезд, наполняя ущелье воем и громом. Круглов и Игорь спускаются по склону, поросшему кустами дикого граната и орешника. На дне ущелья, ступая по камням, переходят через быстрый ручей и начинают подъем по противоположному склону. Тропа ведет их зигзагом, забирает все круче, выводит к обрыву над морем. Дальше дороги нет. Есть только узкий карниз над каменной стеной, под которой, метрах в десяти – двенадцати, плещется прибой. – Ты ходишь по этому карнизу? – говорит Георгий Петрович. – Тут же опасно, Игорь. – Зато интересно! Мальчик медленно идет, а Круглов продвигается за ним с вытянутой рукой, готовый удержать, если он оступится. Шажок за шажком. Карниз становится совсем узким, стена под ним – отвесной. – Стой, – говорит Круглов. – Дальше непроходимо. – Проходимо, дядя Георгий! Вот увидите… – Переведем дыхание. Они прислоняются спиной к шершавой и теплой скале, освещенной солнцем. Смотрят на море, лениво колышущееся внизу, под обрывом. – Здесь хорошо, – тихо, как бы про себя, говорит Круглов. – Вы бы смогли прыгнуть отсюда? – Вряд ли. Ну, тихонько вперед, Игорь. Осторожно ступай. Наконец кончается эта нитка над пропастью. Путники минуют нагромождение скал и спускаются к пляжу, усыпанному крупной галькой. А вот и памятник. Серый обелиск со звездой и осыпающейся надписью «Морякам Черноморского флота, погибшим при высадке десанта…». – Правда, быстро? А так бы кружили во-он там! – обводит Игорь пальцем понижающийся гребень скалистого мыса. – Искупаемся, дядя Георгий? – Нет. Купаться будем на обратном пути. Возле Филиппа. Они садятся в тени памятника. – У нас в школе однажды выступал участник этого десанта, – говорит Игорь. – Он попал в плен, бежал, его поймали. Такой старый-старый, почти глухой. Ему сто лет, наверное. Дядя Георгий, а вы в десанте были? – Мы высаживали десанты. – А страшно плавать на торпедном катере? – Плавать не страшно. Но в бою, конечно, бывало страшно. – Расскажите, дядя Георгий! Ну пожалуйста, расскажите! – Ладно. – Круглов закрывает глаза. И после паузы: – Я уже рассказывал тебе, какая трудная была обстановка на Балтике. Нас, Балтийский флот, немцы зажали в восточный угол Финского залива. Мы вели отчаянные бои за расширение операционной зоны. И вот в кампанию сорок третьего года наш дивизион торпедных катеров перебросили из Кронштадта на Лавенсари. Это, знаешь, маленький островок посреди Финского залива. Там была наша маневренная база. Форпост Балтики – так называли тогда эту базу на Лавенсари. А торпедные катера – те, на которых я служил, – были маленькими дюралевыми корабликами с двумя авиационными моторами. Они мчались быстрее ветра, скорость давали больше пятидесяти узлов. Каждый катер нес в желобах две торпеды, понимаешь? Как раз в ту кампанию я выслужился в боцмана. А боцман на торпедном катере – он и пулеметчик, и торпедист, и химик. И вот однажды… Белой июньской ночью выглядит призрачным низменный берег, поросший сосняком. Белеет узкая полоска пляжа. У старого дощатого пирса, у темных свай покачиваются торпедные катера. Командир одного из них, юный лейтенант, кричит сквозь рев прогреваемых моторов: – Боцман! Сходню не убирать! С нами пойдет комдив. – Есть, – отвечает Круглов. Он, как и командир, одет по-походному: канадка, сапоги, кожаный шлем с очками. Все готово к выходу в море, но он еще раз проверяет свое хозяйство – торпедные аппараты, вентили дымаппаратуры. Плывут медленные ночные облака, они то заволакивают бледную луну, то выпускают ее на волю. Колышутся на берегу верхушки сосен. |