Онлайн книга «Преподаватель симметрии»
— Слушай, уймись. Врешь, как два человека. Это не Голливуд, а два человека. Не три. Ты и я. Я и ты. Всё! Двое. — Ах, если бы… — вздохнула Марлен голосом Лили, прижимаясь к нему плечиком. — И ради этого ты обрилась повсюду налысо? — Я давно собиралась это сделать, до твоего приезда, — сказала Лили голосом Марлен. — А тату? — Тату?.. — сказала Лили. — Это все Марлен. Это она в детстве по глупости сделала. Кстати, что у нее там? Я давно не видела. — Кажется, лилия… Давай посмотрим. — Ну уж нет! — сопротивлялась Лили, брезгливо отпихивая его готовность. — Ну уж да! — кричала Марлен, грубо ухватываясь за нее. Все вдруг сникло и опустилось в Урбино. Он зарыдал. — А не пошли бы вы обе!! — вскричал он. — Я иду собирать вещи. — А это я написал именно тебе, Лили. Не Верди, не Марлен. Он подал ей тщательно заклеенный конверт, на котором размашисто было начертано: ПОСЛЕДНИЙ СЛУЧАЙ ПИСЕМ Без адресата и обратного адреса. Хаппенен нетерпеливо плескал веслом, как Марлен хвостом. — Скорей! Мы не успеем до бури! И действительно, в небе сотворялось нечто небывалое. Края его загнулись, как у китайской пагоды, а сердцевина провисла, как бомба. Все здесь ожидало его скорейшего отбытия. Они уже пересекли половину пролива, когда эта черная бомба оторвалась, как капля. — Лили! Я вспомнил! — кричал Урбино, захлебываясь, изо всех сил выгребая обратно к острову. — Я вспомнил это слово из кроссворда. ТРОГЛОДИТ!!! Подобрал его военный катер. Когда из него выкачали всю воду и он задышал, то первым словом как выдохом оказалось «Хаппенен!». — Со мной был еще один! Где он? Ему дали хлебнуть виски. Он хлебнул и поплыл в других волнах… The more we live — The more we leave. The more we choose — The more we loose. The more we try The more we cry. The more we win — The greater is sin. To reach the aim — Obtain the same. The only law — Loose Waterloo. The only way — Just run away. Последний случай писем (Pigeon Post) Из сборника Риса Воконаби «Стихи из кофейной чашки» I Во сне заранее успели сообщить мне о твоем приезде… Черт! проснулся слишком рано, опоздал на, в рифму приблизительный, вокзал едва поспел, ругая на чем свет (едва светало…) слуг нерасторопность: успели опоздать с такою вестью! К часам был подан трап. Пришлось спуститься и попадать в объятья поджидавших меня каких-то крохотных вьетнамок: «Прочь! кыш! я не гурман!» — Они вспорхнули стаей, корабль ушел, я опоздал безбожно и казнь придумал лучшему слуге, успевшему ко мне до пробужденья: За расторопность. Экая бездарность старания прилежного успеть и тиканьем отмерить время жизни, лишая жизни — время… Как — за что?! за то, подлец, что не щипнул служанку, не выпил лишней кружки и успел, не опоздал остаться в сна пространстве — за дверью, с петухами остывая! II Так, наконец-то вырвавшись из бреда, я резко сел, бессонно огляделся: «Ну ночка! ну и ну… помстилось просто». За ночь мне кто-то поменял обивку на диване и переставил стены. Там, напротив, где я уснул вчера, — теперь прямоугольник, поросший кустиками пыли… в этой чаще — другой, геометрически подобный: вниз адресом письмо, с крестом диагоналей… Две нитки с уголков сходились в узелок — то змей воздушный!.. — тоненькая нить тянулася к окну. Окно слегка серело и было как конверт… В пыли лежит окно, и светится письмо в оконном переплете и рвется в небо улететь. Такое диво связи — вполне понятно. Я устал гадать: означить круг потерь — всегда полезней… Надорвано окно. Босой, озябший почерк. На подоконнике повис клочок тумана… «Вчера я слишком рано успела на вокзал не жди не опоздай целую спи прощай Маркиза Меранвиль»… Тьфу, пропасть! Я порвал. Я отвязал шнурок. Кто, в наше время, письма пишет, право?.. Письмо взлетело высоко, кивая ветру, над прусским бывшим городком зарозовело, опередив восход и обозначив, что наконец сегодня настает! Я улыбнулся, я смахнул с лица: «Ну будет, будет!..» — было это бред, напоминало сон. Я ковырял обивки цветочек, южный, как бы итальянский… как он здесь пророс? — на аккуратной, пыльненькой поляне — письмо лежало. III В пространстве, как всегда, соблюдена небрежность: вот щель в полу, откуда бьется свет, — что там внизу? — зловещая пирушка; но, слава богу, им не до меня. Вдруг — спор фальшивый, ссора, голоса растут, и двери — дерг! и смех вульгарный: «Да ну его!» — уходят навсегда. И так сойдет, мол. Спят мои предметы, чужие тени одолжив в былом пространстве… Как свет погасший тороплив в тени! И крик трепещет по соседству с горлом! — так много ужаса в себе содержат вещи твои, недоказуемо меняясь: вернувшись — занимают свое место!.. Вот на гвозде совсем мое пальто, в нем нету человека, и, однако, враждебным бархатом воротничок подбит, а тень гвоздя лежит навстречу свету… Мне мир моих спасений непонятен! Так испугавшись разных пустяков, меня предавших столь неуловимо, — почтовый ящик, найденный внезапно на месте тумбочки, меня не удивил, а даже умилил… Я усмехнулся и в щель просунул палец. «Вот и все», — |