Онлайн книга «На черной лестнице»
|
Посмотрел в окно. Люди ходили в рубашках и платьях. Значит, по-прежнему тепло. – Ништяк, – сказал себе Максим, рассовал по карманам джинсов сигареты, паспорт, мобильник, обулся и вышел из квартиры. Запер оба замка. Дом не имел двора, то есть двор был, но за домом – поросшая мелкой травой площадка со стволом когда-то упавшего и так и оставшегося лежать тополя. Кора давно отвалилась, ветки обломались, и ствол служил лавкой. Площадку окружали гаражи-ракушки… А нынешняя парадная лестница спускалась сразу к тротуару, выводила в суету оживленного Большого Тишинского переулка. Не переулок, а нормальная, не самая узкая улица Москвы… Максим постоял у двери, проморгался, привыкая к обилию света, и подумал, что делать дальше. Можно позвонить парням – Дрозду, Котику, Пескарю, – предложить собраться. И Максим уже вынул мобильник, но сразу спрятал обратно – там и так в минус. Возвращаться домой было опасно – сейчас мать вернется, запряжет делами. Суббота ведь, генералка… Максим быстро дошел до соседнего подъезда, набрал код, дверь пискнула. Поднялся на второй этаж, позвонил в восьмую квартиру. Дверь открыла мать Котика. – А Ко… – Максим запнулся, поправился: – Виталик дома? – Здороваться надо, – ответила мать Котика, скрылась в глубине квартиры. Максим остался на площадке, подождал. Минуты через две появился Котик. В одних синих футбольных трусах, худой, заспанный. В детстве он был упитанным, розовым, с пушистой головой. Соседки любили с ним возиться и называли котиком. Прозвище это так за ним и осталось… – Чего? – хрипнул Котик, жмурясь. – Выйдешь? – На фиг? – Ну, потусуем, – Максим пожал плечами. – Ты чё, с бодуна? – Уху… – Выходи. – А башли есть? – Ну так, немного. – Щас тогда… Котик ушлепал куда-то и тут же пришлепал обратно в синей футболке, разношенных сланцах. – Ты куда опять? – раздался слезливый голос его матери. Котик молча захлопнул дверь, стал спускаться. Не видя в руках у Котика ничего, кроме помятой пачки «Явы», Максим удивился: – А ты пустой, что ли, совсем?.. У меня меньше двухсотки. Котик залез рукой в трусы, покопался, достал свернутую несколько раз пятисотку. Протянул Максиму. Тот отдернул руки: – В жопе, что ль, ныкал?! – На, блин! И пошли резче, пока она, – Котик мотнул головой вверх, – не вылезла. На противоположной стороне переулка, почти напротив их дома, был «Погребок». Там обычно и покупали выпивку, чего закусить. – Где набульбенился-то вчера? – спросил по пути Максим. – Да где… Во дворе тут… Хотел проститутку намутить, но куда ее? Эта, – снова мотнул головой Котик, – и так ворчит по любому поводу… Купил, короче, пузырь и выжрал. – Блин, а почему без меня? Я весь вечер дома торчал. – И Максим хотел добавить, что тоже мог бы сегодня забухать один, но вспомнил, что Котик вложил пятисотку, а он всего двести, и промолчал. В «Погребке» дежурил знакомый продавец. – Здорово, Рагим. «Старая Москва» осталась? «Старая Москва» стоила здесь на тридцать рублей дешевле, чем в супермаркете, была явно левой, но не ядовитой. Отравлений не случалось, и у знающих людей она пользовалась спросом. – Для вас всегда осталась. – Рагим достал из-под прилавка бутылку. – Хватит? – Пока что. – Пивка еще возьми, – велел Котик, – чтоб отлегло… С одной стороны, семьсот рублей – сумма приличная, а с другой… Туда-сюда, и их нет. И поэтому Максим и Котик долго, ожесточенно спорили, что именно купить на закуску. Рагим стоял и улыбался. То ли вежливо, то ли презрительно. Наконец, чуть не поссорившись, выбрали двухлитровку кока-колы, полкаравая «Столичного», банку маринованных корнишонов, триста граммов ветчины (попросили Рагима порезать тонкими пластиками). Сигарет еще взяли… По дороге во двор выпили пиво. Котик облегченно вздохнул: – Ну вот, можно жить… Видел на неделе «Арсенал»? Лигу чемпионов? – Нет. – Проиграли, блин, «Манчестеру». Без Аршавина – совсем другая команда. Ничего не показали. – Аршавин – это сила, – бормотнул Максим без энтузиазма – к футболу он был почти равнодушен, а Котик старался не пропускать ни одного матча; когда-то он ходил в футбольную школу «Динамо», подавал надежды, но пацаны стали дразнить его мусором, старшаки почмыривать, и Котик забросил тренировки, а теперь жалел – многие, с кем был в одной группе, стали известными и богатыми. Накрыли полянку на стволе тополя, расставили закуски в давно образовавшихся углублениях и ложбинках. Настроились, что вот сейчас внутрь вольется горячее, живое, способное изменить мир вокруг, и тут оказалось, что нет посуды. – Хер ли ты стаканчики не купил?! – поднял на Максима негодующие глаза Котик. – Блин, а ты?! – Что – я?! Чуть было опять не дошло до ссоры. Максим вовремя вспомнил: – На лестницах же заначены. – Ну так сгоняй. – А почему я? – У меня ключей от нашей нет. – Хм! – Максим достал ключи. – Вот, пожалуйста. На третьем этаже в комоде. Там салфетки даже… – Не пойду я никуда. У меня пахма, мне лишний шаг сделать… – Котик сменил интонацию: – Сходи, Макс, принеси. Скорей принесешь, скорей хлопнем. Максиму пришлось идти на черную лестницу. Принес. Котик налил. Выпили. Экономно закусили. Как часто бывало с ним после первого глотка водки на этом месте, Максим по-новому увидел родной двор. Нет, не по-новому (как его, ежедневно видимый, увидишь по-новому), а как-то более отчетливо. И гаражи-ракушки, и темнеющие за ними стволы старых тополей, один или два из которых в большую бурю обязательно падали… Сам двор в мае зеленел, но сейчас, в конце апреля, был серый и скучный. Когда-то здесь гоняли в футбол, мужики по вечерам рубились в домино за большим деревянным столом, женщины сидели на скамейках и беседовали… Ни скамеек, ни стола уже давно не было. Не осталось почти и мужиков – они или умерли, или сбежали из этого дома в другие места. Раньше в выходные весь двор пестрел развешенным бельем, вкусно пахло порошком «Лотос», но потом, когда появились импортные машинки с хорошим отжимом, белье стали сушить в квартирах – часа два повисит, и можно гладить, прятать в шкафы. Скучно было во дворе в последние годы, тихо и мертво. Детишек у жителей дома не появлялось: остались или престарелые женщины и два-три полустарика, или такие вот, как Максим и Котик… Котик, правда, женился однажды, но у его жены в двушке были еще родители и брат, а у Котика здесь – мать оручая. Помучались с полгода и разбежались. Ребенка, слава богу, не успели заделать, а то бы мучились всю оставшуюся жизнь… |