Онлайн книга «Что создано под Луной?»
|
– Последний вопрос – за что же вы боритесь? – За чистоту расы. – О какой чистоте расы вы говорите, если Русь триста лет находилась под монголо-татарами? – Какими татарами? – круглое лицо с постоянно открытым ртом, вытянулось, – Что-то ты не то говоришь, дядя? – То, что я говорю – тебе действительно не понятно, тем более, что этот исторический факт изучают в старших классах общеобразовательной школы. Но я вижу у тебя на шее православный крест. – Конечно, я православный. – И на кресте – распятие? – Ага. – На распятие у тебя Иисус? – Ага. – А ты знаешь, что написано над головой Иисуса на распятие? – Что? – «Иисус – Царь иудейский»…– Я тебе не верю – ты предаешь русскую национальную идею. И ты просто лжешь! – Может, ты сам лжец? – усмехнулся Искариот. – Это почему? – Потому, что не верить людям, как правило, заставляют собственные предательства…Едва не покалечивший остатки разума обилием новой информации, железнодорожный националист перед тем, как смешаться с толпой еще успел крикнуть, давая выход давшей трещину, основе нищенского миропонимания: – Национализм – это патриотизм! – на что Искариот ответил, ни к кому не обращаясь: – Национализм – это поиск того, по чьей вине ты дурак…– Наша гордость!.. Нам дорого!.. – раздалось уже из толпы. – Гордость… дорого… – скривился Искариот, – Брось. Национализм – это гордость дешевок… – Послушай, Искариот, русские составляли подавляющее большинство, – смущенно проговорил Риоль, – И нет ничего удивительного в том, что некоторые считали, что на этом основании они должны иметь привилегии. – А знаешь, для чего нужны привилегии? – Для чего? – Для того, чтобы совесть не мешала. И помни – если русских больше, чем татар или евреев, это не значит, что один русский – это что-то большее, чем один татарин или один еврей…– Я с тобой согласен, Искариот, но отчего же национализм так живуч? – Оттого, что национализм – это снобизм нищих, упорствующих в своей нищете… Искариот вышел из машины и стал наблюдать за толпой. Вслед за ним вышли девушки, и Риоль и Крайст остались почти одни. Если не считать остальных людей, находившихся около и вокруг. – Риоль, ты хочешь о чем-то спросить? Ведь разговор с нацистом заставил тебя задуматься о чем-то? – Крайст, это очень деликатный вопрос. – Мы для того и рядом, чтобы искать ответы. – Ты знаешь ответ на мой вопрос? – К сожалению, знаю. – В Библии сказано, что евреи – это избранный народ. И в тоже время, антисемитизм существовал веками. И с этим невозможно спорить. Может быть, евреи – это, действительно, плохой народ? – Риоль, бывают плохие люди в любом народе. Не существует плохих народов. Искариот оглянулся и посмотрел на Риоля, прищурив глаза, слегка притененные полями шляпы коричневого цвета: – Это не беда. Беда в том, что и хороших народов тоже не существует…Во время их разговора, шум вокруг них постоянно менял уровень и тональность: то, напоминая шелест женского платья, то, поднимаясь до грохота возбудившегося паводком водопада. Видимо, это происходило оттого, что активность толпы колебалась в зависимости от успешности ее действий. Успешности, в том смысле, который толпой понимается как успешность. – Почему ты молчал, когда Искариот спорил с этими идиотами? – Спорил? – переспросил Риоля Крайст. – Мне показалось, что – спорил. – Иногда, спор – это глупость, сводящаяся всего лишь к тому, за кем останется последнее слово…– Я это понимаю, но в споре рождается истина. – В споре, Риоль, рождается спорная истина… – Ты не торопился принимать в нем участие. – Не торопись говорить сегодня то, что можно не спеша сказать завтра, – ответил Крайст, а Искариот, услышав слова Крайста, не удержался и съехидничал. Правда, на всякий случай, он сделал это так тихо, что его никто не услышал: – Проповедовать принципы куда проще, чем доказывать их целесообразность…Не бывает действий на столько бессмысленных, чтобы для этих действий не было бы смысла искать врагов. – Нам не нравится наше государство! – прозвучал визгливый голосок за спиной Искариота. Искариот даже не оглянулся: – Как бы плохо человек не отзывался о государстве – сам он может быть еще хуже…– Мы, между прочим, выражаем общественное мнение, – совмещая визгливость с шепелявостью, пролепетала бабулька с транспорантиком «Слава КПСС!» в руках, норовя при этом, стукнуть этим транспорантиком Искариота по голове, уверенная в своей возрастной защищенности. Искариот не стал спорить, а просто сплюнул на асфальт: – Общественное мнение – это, кроме всего прочего, мера стадности… В этот момент в окна «Макдональдса» полетели первые камни. Гранаты бросают с целью. Булыжники в окна – чтобы изобразить цель. Так действие скрывает свою бессмысленность. Толпа тут же перестала быть собранием разных людей, превратившись в единую, не обремененную персонализацией, разрушающую угрозу. Толпа растворяет человека в безнаказанности. В толпе можно все, даже для тех, кто не считает, что все можно. Толпа – это трусливая надежда на личную безответственность. Толпу всегда можно позвать, потому, что толпа – всегда проститутка. Толпа – теплое место для ублюдков…Люди, побывавшие толпой, имеют отличный шанс стать подонками… * * * Людское поле переместилось к окнам «Макдональдса», скоктейлив в себе националистов, антиглобалистов, любителей Че Гевары и обыкновенных посторонних прохвостов, которых всегда бывает большинство. Даже если не принимать в расчет того, что любые прохвосты, прежде всего – посторонние. Сторонники «Славы КПСС!», как всегда, легко перемешались с остальными бузящими, хотя, в силу своей малочисленности, явно не играя никакой роли. Серьезное отношение к «Славе КПСС!» никогда никому не приходит в голову, даже в кругу горлопанов, до тех пор, пока эта самая «Слава…» не оказывается у власти. Тогда, как правило, бывает уже поздно… Несколько девчонок, работавших в быстроедстве, попытались забаррикадировать двери, но были быстро и героически оттеснены вглубь помещения восставшими против глобализма. Победа над десятком девчонок, старшей из которых едва ли исполнилось двадцать три, всегда окрыляет борцов за любую свободу. |