
Онлайн книга «Искусство стареть»
судьба готовит неминучую. Когда бы нас оповещали про жизни скорое лишение, то мы бы только учащали своё пустое мельтешение. Смотря в былое взором мысленным, я часто радуюсь тайком, каким я был широколиственным и полным соков мудаком. У смерти очень длинная рука, и часто нас костлявая паскуда свободно достаёт издалека, внезапно и как будто ниоткуда. Пусты фантомы ожиданий, они безжалостно подводят, а я мечтал: следы страданий мои черты облагородят. Годы утекли, как облака, возраст мой угрюм и осторожен, старость – вроде знамени полка: тяжко воздымать, но честь дороже. Хотя ещё не стал я пнём застылым, но силами – уже из неимущих: на лестнице немедля жмусь к перилам и нервничаю, глядя на бегущих. На пире жизни гость давнишний, без куража на нём гуляю, и не скажу, что я здесь лишний, но пир уже не оживляю. В окно уставя взгляд незрячий и сигарету отложив, я думал: жизненной удачей — кому обязан я, что жив? Хотя года наш разум сузили, сохранна часть клавиатуры, а также целы все иллюзии и слёзы льют, седые дуры. Услыша всхлипы и стенания, я часто думаю сурово, что стоны эти – от незнания того, как может быть херово. Хоть и есть над каждым крыша, все они весьма непрочные, и Творец смеётся, слыша наши планы долгосрочные. А кто угрюмый и печальный, ходячей выглядит могилой — он жизни смысл изначальный не уловил душой унылой. Ко всем я проявляю уважение, но я не безразличный старикан, и теплится во мне расположение к умеющим держать в руке стакан. Душе моей желаю отпущения грехов былого тела злополучного, и дай Господь ей после очищения опять попасть в кого-нибудь нескучного. Мне к лицу благополучие и покоя покрывало, раньше мысли часто мучили, но прошло, как не бывало. Я стакан тащу к устам по причинам очень веским: я ведь буду скоро там, где и нечего, и не с кем. Мне с девками уже не интересно, от секса плоть моя освободилась; ища себе незанятое место, в паху теперь духовность угнездилась. Я сделал так: расправил кудри, подмёл остатки отвращения, рубцы и шрамы чуть запудрил — душа готова для общения. Я подумал сегодня средь полночи, что напрасно тревожимся мы, и не стоит обилие сволочи принимать за нашествие тьмы. Стоять погода будет жаркая — в такую даже не напиться, когда, ногами вяло шаркая, друзья придут со мной проститься. И будет зной струиться жёлтый, немного пахнущий бензином, и будут течь людские толпы по лавкам и по магазинам. Прав разум, когда ищет и стремится, и праведна душа, когда томится; поскольку у души предназначение — томление, предчувствие, свечение. Гляжу вперёд в самообмане, в надежде славы и добра, но в историческом тумане пока не видно ни хера. Моё по долгой жизни обретение — встречал его у старых заключённых, — что выучился жить я, как растение: рад солнышку, и мыслей нету чёрных. Склероз, недавний друг мой близкий, велик и грозен, как Аллах, я сам себе пишу записки, напоминая о делах. Ещё мы не в полной отключке, и нам опасения лестны, чтоб как бы на свадьбе у внучки не трахнуть подругу невесты. Куражимся, бодрясь и не скисая, обильно пузыримся всяким понтом, и тихо приближается косая, умело притворяясь горизонтом. То, что мы теряем без возврата — всё пустяк и мелочь, милый друг, подлинная личная утрата — это помираешь если вдруг. Внезапно как-то стал я стар, сижу, как баржа на мели, а жизни дерзостный нектар сосут подросшие шмели. Хочу, чтоб мы слегка спесиво седой кивали головой: когда стареют некрасиво, то стыдно мне за возраст мой. С иллюзиями бережен доныне я, любовно их лелея и храня, иллюзии целебны от уныния, а скепсиса боятся, как огня. Душе, когда с возрастом тело убого, теплей от забот бытовых, а мёртвых приятелей больше намного, чем полу– и четверть живых. На склоне лет ужасно тянет к душеспасительным мыслишкам — надеюсь я, что Бог не станет ко мне приёбываться слишком. Судьба, фортуна, рок и фатум со мною бережны, как няни, когда, укрывшийся халатом, я почиваю на диване. Чем печень разрушать, кипя и злобствуя на мерзости вселенских прегрешений, разумней выпить рюмку, философствуя о благости житейских искушений. Поварясь в человеческой гуще, я до грустной идеи добрёл: нынче каждый на свете живущий — сам себе Прометей и орёл. Подводит память жизни длинность, былое скрыв за пеленой... Когда утратил я невинность? И это было ли со мной? Пускай старик нескладно врёт, я не скажу ему ни слова, уже никто не отберёт у нас роскошного былого. Я запретил себе спешить, я не бегу трусцой противной, хочу я медленно прожить остаток жизни этой дивной. Всё то, что вянет, киснет, чахнет, внутри где плесень, мох и тина — в конце концов неважно пахнет, и это очень ощутимо. |