Онлайн книга «Огненный дождь»
|
оградить должна нас от лишней боли. А твоя рука в кисее воздушной с кротостью послушной вздрогнула слегка. Я и сам не знаю, почему, как прежде, в призрачной надежде я ее ласкаю. Но во мраке томном знаем мы вдвоем: жизнь моя — в твоем грустном взоре темном. И свои мечтанья ты уже готова перекрасить снова в черный цвет страданья. Скорбь твоих очей с болью непритворной говорит бесспорно о любви твоей. В поцелуе нежном, скрыть страданье силясь, горе притаилось плачем безутешным. Ты нежна со мною, ибо поняла: от любого зла я тебя укрою. Под льняной рубашкой грудь твоя круглится, пусть же мне простится, что вздыхаю тяжко. Признаюсь: порой снятся твои ласки, как в арабской сказке {77}, в темноте ночной. Ты еще юна, но в твоей печали, временной едва ли, скорбь судьбы видна. В каждый миг я знаю: чем ты мне родней, тем, увы, скорей я тебя теряю. Долог сон мечтаний, радости кратки. Будущей тоски не прожить заране. Страшно мне, что ты с грустью неземною мне махнешь рукою с горней высоты. Больно видеть мне, но я вижу ясно: до чего несчастна ты в спокойном сне! Как в тиши ночей ты любима мною, — днем надежно скрою я в душе своей. В дымке заоконной звездный небосвод, как корабль, плывет над садовой кроной. Заслонил звезду сад густой листвою, — так бы нам с тобою спрятаться в саду. Если б хоть отчасти вешними ночами плакало звездами небо нашей страсти! Будем безусловно узнавать все чаще: грусть томленья слаще радости любовной. Перевод Виктора Андреева БЕЛОЕ ОДИНОЧЕСТВО В безмятежном покое сна, в белом сиянии лунных шелков ночь, красавица нежная, воплощенная тишина, опускается на безбрежный небесный свод и расплетает косы, волшебные кроны лесов. Только бессонное око циферблата на темной башне тщетно сверлит бесконечность, роет ямку в песке; циферблаты раскатывают бесконечность, грохочут колеса, а повозка всегда вдалеке. Луна швырнула нам под ноги белую бездну упокоения, и в ее глубине умерли вещи, живы тени-идеи. Ужас, как близко смерть подступает в такой белизне. Ужас, как мир прекрасен, одержимый, издревле подвластный белой луне. И сердце трепещет болезненно, боязливо от грустной жажды любви. Город в небе высоко, город, почти незримый, парит, и смутные очертанья насквозь просвечивает ясная ночь: многоугольный кристалл, бумажный кораблик на дне ручья, — город, такой далекий, такой абсурдно реальный, что и глядеть невмочь. Город парит, или судно отчалило, и мы на нем, в стороне от земной суеты, счастливые, в молчании, такой исполнены чистоты, будто одни только наши души в белизне полнолуния живы… Словно шальной сквозняк огоньком свечи, овладевает дрожь безмятежным светом: растворяются линии, гаснут звуки; миг — и безбрежный свод стал белоснежным склепом, и одно остается в тягостной этой ночи: непреложность разлуки. Перевод Анастасии Миролюбовой АДАЖИО {78} Обводит уголь тягостной печали глаза густою траурной каймой, и клавиши под чуткою рукой, как крылья мотылька, затрепетали. Сухие губы наконец узнали вкус лепестков, осыпанных росой, и путь для встречи с Вечною Женой затерянные тропы указали. Страшись любви, когда она бесстрастно себя являет миру громогласно; пусть лучше моя флейта не звучит, пусть вечером неспешная пирога скользит неслышно водною дорогой и сердце песню нежную таит. Перевод Виктора Андреева РОНДО {79} Старинный сад. Тропинка под листвою, где я тебя поцеловал; а тут — прекрасный сад глядит в зеркальный пруд, мы пленены двойною красотою. Страна любви, где мы навек с тобою, где нет разлук, где только счастья ждут. Философ-ослик прячется в закут; жизнь для него — кремнистою тропою. А мы благословенны небесами, дорога наша устлана шелками; прильнула жадно ты к губам моим. Смерть от любви — чудеснейшая плата; пусть нам привидится в огне заката: в безмолвии к звезде своей летим. Перевод Виктора Андреева ИСТОРИЯ МОЕЙ СМЕРТИ Смерть явилась во сне, это было очень просто: шелковый кокон вокруг меня сплетался и с каждым твоим поцелуем на один оборот истончался. И каждый твой поцелуй дню равнялся; а время между двух поцелуев — ночь. Смерть — это очень просто. Мало-помалу распутывался кокон моей судьбы. Я еще держался за кончик нитки, скользящий между пальцев… |