Онлайн книга «Толчок восемь баллов»
|
Бабушка все вглядывается и вглядывается в эту фотографию, и лицо дочери заполняет остатки ее сознания… * * * …Плохо и скудно одетая девочка Нина — самая старшая среди полутора десятка маленьких ребятишек, закутанных в какое-то немыслимое тряпье. Нина учит малышей играть в «классы», сама скачет с ними на одной ноге, кого-то утешает, кому-то вытирает нос, помогает крутить скакалку… Вокруг ни деревца, ни кустика — только вытоптанный сотнями ног земляной плац… А потом Бабушкино сознание расширяется, и она уже видит за плацем бараки, а впереди — высокий бетонный забор с металлическими штангами, загнутыми внутрь зоны… И туго натянутую колючую проволоку между этими штангами… И вышки с часовыми по углам забора… Вот и сама Бабушка… Она стоит в общем сером замершем строе женщин-зечек. А за спиной этого строя играют в «классы», прыгают, смеются и плачут их дети. Дети, живущие в лагере со своими заключенными матерями… Но вот строй по команде поворачивается и становится колонной. Конвой берет оружие на изготовку. Распахиваются ворота зоны, и женскую колонну уводят на работы за пределы лагеря. Девочка Нина с челкой из-под платка смотрит вслед колонне — ждет, оглянется мать или нет… Оглянулась! Да еще и рукой помахала!.. И счастливая улыбка озаряет лицо голодной одиннадцатилетней Нины. Остаются на плацу только Нина да десятка полтора заключенных ребятишек — от трех до восьми лет… * * * На Ленинградском проспекте, в аэровокзале, Лида протаптывается к кассовому окошку и робко спрашивает: — Вы знаете, у меня на завтра, шесть десять утра, билет «Москва — Адлер»… Я не могла бы его поменять? — На что? — слегка раздраженно спрашивает кассирша. Лида вздыхает, проглатывает комок, собирается с силами и говорит: — На деньги… * * * Она открывает дверь квартиры, когда Нина Елизаровна и Настя уже вовсю готовят на кухне разную еду к Бабушкиному дню рождения. — Ой, как здорово! — в восторге кричит Настя. — Лидуня пришла! — Тебя пораньше отпустили? — радуется Нина Елизаровна. — Да, мои родные! Да, мои хорошие! — Лида выгружает из сумки бутылку водки, бутылку коньяка, роскошную яркую бутылку «Чинзано». — Оказывается, меня еще вчера отпустили и вообще заменили! Несмотря на то что последнюю фразу Лида произносит с очаровательной ироничной непосредственностью, Настя и Нина Елизаровна успевают тревожно переглянуться. — Откуда это, Лидочка? — осторожно спрашивает Нина Елизаровна. Но Лида пропускает вопрос матери мимо ушей и звонко, чуточку излишне нервно предлагает: — Девушки вы мои любимые! Давайте, пока никого нет, шлепнем по разминочному рюмашу просто так — друг за друга! Я — водку. — Я — коньяк, — говорит Нина Елизаровна. — Я — капельку этой штуки… — Настя показывает на «Чинзано». — Это «Чинзано», дурашка! — кричит Лида. — Италия! Напиток богов! Каждая открывает «свою» бутылку, наливает, чокаются, и Лида одним махом выпивает полную рюмку водки, Нина Елизаровна — половину рюмки коньяку, Настя отпивает самую малость. Она видит на бутылочных этикетках чернильные печати. — Ресторанные? — Сколько же это стоит?! — пугается Нина Елизаровна. — Девочки! Кисаньки вы мои! — В голосе Лиды уже появились хмельные интонации. — Плюньте! Какая разница — сколько? Откуда? Пусть наш дом будет полная чаша! Тут Лида не выдерживает нервно-веселого напряжения и, разрыдавшись, падает на стул, обхватив руками голову. Нина Елизаровна и Настя бросаются к ней, но в эту секунду раздается звонок в дверь. — Боже мой! Кого черт несет раньше времени?! — Нина Елизаровна силой поднимает Лиду, тащит ее в ванную. — Доченька… Любимая, успокойся, маленькая моя… Успокойся, девочка… Настя!!! Открой дверь! Займи как-нибудь… * * * …Без пиджака, в женском фартуке с оборочками, Евгений Анатольевич сидит на кухне и чистит картошку. Настя нарезает хлеб, великосветски прихлебывает «Чинзано». — Ах, Евгений Анатольевич! Вы уж извините, что я вас так напрягаю, но когда собираются, как сказала мама, только свои… — Что вы, Настенька! Наоборот, мне очень приятно… Шумит вода в ванной, доносятся до кухни всхлипы, какое-то неясное бормотание. Настя осторожно прикрывает ногой застекленную дверь кухни и говорит с преувеличенной экзальтацией: — Обожаю «Чинзано»! Италия… Напиток богов! Правда, сейчас, когда я готовлюсь стать матерью… — Как? — улыбается Евгений Анатольевич. — Я говорю, приходится ограничивать себя перед родами. — А-а! — Евгений Анатольевич весело смеется и тут же включается в игру: — И когда же это должно произойти? — Месяцев через семь, через семь с половиной… Шум воды прекращается, и слышен голос Нины Елизаровны: — Настюша, у нас кто-нибудь есть? — Все нормально, мамуля! Только свои. — Иди, Лидочка, одевайся, я пол подотру, — слышится голос Нины Елизаровны. Дверь ванной распахивается, и оттуда с мокрой головой, почти голая, выходит зареванная Лида. Увидев незнакомого мужчину в фартуке с оборочками, Лида взвизгивает, прикрывает грудь руками и скрывается в комнате с криком: — Идиотка малолетняя!!! Настя спокойно приканчивает рюмку с «Чинзано» и спрашивает у смущенного и растерянного Евгения Анатольевича: — Как по-вашему, Евгений Анатольевич, Бермудский треугольник действительно существует или это так — трепотня, чушь собачья?.. * * * Намазанные, приодетые и причесанные Нина Елизаровна, Лида и Настя, а также Евгений Анатольевич, в фартуке с оборочками, заканчивают накрывать праздничный стол в большой комнате. — Ты почему в джинсах? — шипит Нина Елизаровна на Настю. — Мне так удобнее, мам. Евгений Анатольевич, будьте добры, принесите, пожалуйста, блюдо с языком. Оно в кухне на подоконнике. — Один момент! — И Евгений Анатольевич с удовольствием бежит в кухню. — Какой еще язык? Откуда у нас язык? — удивлена Лида. — Анастасия — добытчица. Волчица! — отвечает Нина Елизаровна. — Ох, как я не люблю этого! Все эти дела торгашеские… — А жрать любишь? — в упор спрашивает Настя. — Очень. Но… — Вот и заткнись, — говорит ей Настя. — Девочки! — Нина Елизаровна показывает глазами на входящего с блюдом Евгения Анатольевича. — Девочки! |