Онлайн книга «Толчок восемь баллов»
|
— Вы никогда не были санинструктором роты? — неожиданно спросил Волков. — Нет, — ответила старшая сестра и покраснела. — Я была санинструктором батальона… Часам к пяти пришел Гервасий Васильевич. Он осторожно присел на кровать Волкова, помолчал немного, потер пальцами глаза под очками и спросил: — Ну что, брат Дима?.. Скучаешь? — Я почти весь день дремал, — ответил Волков. — Очень хорошо, — сказал Гервасий Васильевич. — Просто прекрасно. Давай я тебя посмотрю немного… — Посмотрите. — Только сразу договоримся: никаких героических актов. Там, где больно, говори «больно». Мне это очень важно. Понял? — М-гу. И пальцы Гервасия Васильевича осторожно стали скользить по левому плечу Волкова. Где-то задерживались, мягко ощупывали какое-то место и продолжали скользить дальше, к локтю. Потом снова возвращались назад и еще медленнее проходили путь, уже однажды пройденный. — Больно? — Да. — Очень? — Очень. — А здесь? — Нет. — Совсем не больно? — Совсем. — М-да… — Что, плохо? — спросил Волков. — Да нет… Ничего особенного. — Гервасий Васильевич вынул пачку «Казбека» и стал разминать папиросу, глядя в упор на Волкова. — А мне можно курить? — спросил Волков. Гервасий Васильевич подумал и сделанным равнодушием сказал: — Кури. Он размял папиросу и сунул ее в рот Волкову. Затем оглянулся на дверь и чиркнул спичку. Волков прикурил и улыбнулся. — Ты мне поулыбайся, — сказал Гервасий Васильевич. — Придет старшая сестра — не до улыбок будет… И мне и тебе влетит… Он разогнал дым рукой и еще раз оглянулся на дверь. — Не влетит — она в вас влюблена, — сказал Волков и закашлялся. — Это у тебя от температуры, — презрительно сказал Гервасий Васильевич. — Так и называется: температурный бред. — Влюблена… Чтоб мне сдохнуть! — рассмеялся Волков. — Ни в коем случае! — испугался Гервасий Васильевич. — Ты мне все показатели по отделению испортишь! — А у вас разве смертельные исходы не планируются? — спросил Волков. — Прекрати сейчас же, — рассердился Гервасий Васильевич. — А то заберу папиросы и уйду… — Нет, правда, — зло сказал Волков. — Вроде как усушка, утруска. В винно-водочных отделах даже специально несколько бутылок лишних полагается — «на бой посуды»! — Ты пьешь? — Пью. — Много? — Гервасий Васильевич с интересом посмотрел на Волкова. — Нормально… Как все. Гервасий Васильевич, я знаю, о чем вы думаете! — О чем? — весело спросил Гервасий Васильевич. Сейчас. — Волков слегка отдышался, проглотил слюну и, не отрывая глаз от лица Гервасия Васильевича, сказал: — Вы, когда вошли в палату, все думали: «Как бы это сказать Волкову про ампутацию?..» Дескать, не дрейфь, брат Дима, и без руки люди на свете живут и, дескать, пользу приносят… Ну там два-три примера из классико-революционной литературы или еще что-нибудь. А, Гервасий Васильевич? Гервасий Васильевич снял очки и стал разглядывать их на свет. — Точно, да, Гервасий Васильевич? — испугался Волков. — Ты только без нервов, — жестко сказал Гервасий Васильевич. Он протер очки полой халата и надел их на нос. — Что-то я, конечно, думал… — неуверенно проговорил он. — Человеку это свойственно… Вот и я думал. Я все, сынок, думаю, как ее, подлой, избежать. Вот о чем я думаю. А ты психуешь. Ухудшаешь и без того паршивое свое состояние. И этим очень мешаешь мне тебя лечить. А ты мне помогать должен. Понял? В палату вошла сестра с профессионально-скорбным лицом. В одной руке она держала шприц с иглой вверх, а в другой — ватку, пахнувшую спиртом. Гервасий Васильевич разогнал дым рукой: — Подставляй зад, Волков! Когда сестра ушла, Волков подождал, пока затихнут ее шаги в коридоре, и сказал: — В сорок четвертом в госпитале со мной рядом лежал Мишка Сиротин. Он перед самой выпиской простудился. И ему банки на ночь назначили… Вечерком к нам в палату вкатывается вот такая же сестричка и трагичным-трагичным голосом объявляет: «Сиротин, я вам банки пришла ставить». И рожа у нее такая постная, такая скорбная, такая профессионально-медицинская, что сдохнуть можно… Сиротин заохал, на живот перевернулся и говорит: «Ты бы мне лучше спиртяшки приволокла…» А она, не теряя заданного настроения, молча так облепила его банками и села рядом. Посидела так с минутку, увидела «Крокодил» на тумбочке и стала его перелистывать. С ней произошла удивительнейшая метаморфоза! Она перестала играть в сестру милосердия… Сидит, понимаете ли, нормальная, здоровая, смешливая девчонка, читает «Крокодил», весело хихикает, и нет ей никакого дела до того, что Сиротин с того света недавно вернулся, что вокруг боль, страдания, температура, бред. И никакого в ней милосердия. Просто тихий голос и скорбь в ее обязанности входят. Потом посмотрела на часы, вздохнула и стала снимать с Сиротина банки. Им что, специально преподают это актерское мастерство? А, Гервасий Васильевич? Гервасий Васильевич тоскливо посмотрел на Волкова, открыл пачку «Казбека» и спросил: — Курить будешь? — Нет, — ответил Волков, не сводя глаз с Гервасия Васильевича. Гервасий Васильевич закурил сам и скучным голосом спросил Волкова: — Слушай, сынок, ты знаешь, что такое «право сеньора»? — Знаю. Это когда первая брачная ночь… — Ни черта ты не знаешь, — перебил Гервасий Васильевич. — «Право сеньора» — это в первую очередь безнаказанность. Сознание собственной исключительности… Гарантия безопасности. Это не только первая брачная ночь с женщиной, предназначенной другому, это и ненаказуемое хамство с подчиненными, лживость чиновников и истеричность тяжелобольных… Все это в одинаковой степени гнусно. — Спасибо, — упавшим голосом сказал Волков. — Кушай на здоровье, — так же скучно ответил Гервасий Васильевич. — Кушай и постарайся никогда не пользоваться этим правом. Кем бы ты ни был: тяжелобольным подчиненным или очень здоровым начальником… — Подозрительность, наверное, приходит с возрастом… Да, Гервасий Васильевич? — попробовал Волков перевести разговор в ироничное состязание. Но Гервасий Васильевич не принял предложенной ему схемы и сказал:. — Я не знаю, что приходит с возрастом. Для этого я еще недостаточно приподнялся над собой и своим возрастом… Зато я почти точно знаю, что с возрастом уходит. Волков закрыл глаза, повернул голову набок и прижался щекой к подушке. Гервасий Васильевич взял Волкова за правую кисть и прислушался к его пульсу. |