
Онлайн книга «Прозрачные леса под Люксембургом»
Впереди, держа щупы наперевес, вглядываясь в каждый метр тропы, шли «охотники» [7] . Следом за «охотниками» – головной дозор и старший группы капитан Истратов. За Истратовым – взвод десантно-штурмовой группы. Шли молча. Каждое слово, ненужная фраза, лишнее движение отнимали и без того уходящие силы. И горы, величественные и бесконечные, хранили такое молчание, что порой десантникам казалось, будто они всего лишь совершают многочасовой учебный переход, который вотвот закончится возвращением на базу, обжигающим душем и прохладными простынями до утра. Но они знали: это не так. Напряженная тишина, нарушаемая осыпающейся галькой под тяжелым шагом десантных ботинок в следующую секунду может разорваться выстрелом из «эрэса» [8] или гранатомета, подрывом на радиоуправляемом фугасе, автоматными очередями, скоротечным или многочасовым боем, в котором кто-то останется жив, а кто-то примет смерть здесь, под бездонным небом Таджикистана. И потому все они, измотанные суточным рейдом, мучаемые жаждой, волокущие на себе автоматы, «мухи» [9] , огнеметы, тяжелые пулеметы Калашникова, снайперские винтовки и неподъемный боекомплект, настороженно всматривались в едва шелохнувшуюся веточку, упавший с горы камень, в любой неожиданный блик под солнцем, вслушивались в еле различимый чужой звук, тем самым оставляя себе возможность опередить противника, мгновенно выбрать позицию, успеть открыть поражающий огонь, выжить и победить… Левашов проснулся после заката, когда солнце уже ушло в темнеющие у горизонта леса Подмосковья. Он еще подумал, что солнце сейчас лежит себе на боку и все ему трын-трава. Оно-то свои обязательства выполнило. А может, солнце лежит на спине, нога на ногу, усмехается и приговаривает: «Ну-ну! Молодец ты все-таки, Левашов… Мужчина!» Именно так он к себе и обратился. Смотреть на часы было уже бессмысленно – он и не посмотрел. Голова трещала по швам. Он подумал о холодном пиве, водке, пельменях и, вспомнив, что все это есть в холодильнике, ужасно расстроился. Левашов пребывал в той стадии запоя, когда чем старательнее пытаешься выйти из него, тем головокружительнее срываешься в обманчивую бездну. – Все, баста! – сказал он вслух и сам не поверил в сказанное. В это время и раздался телефонный звонок. – Левашов? – Я, – ответил он и подумал, что надо было изменить голос, сказать, что Левашов вышел, а позже перезвонить самому с более убедительными оправданиями, вроде: бабушка полезла вворачивать лампочку, упала с табуретки и сломала ребро, ногу и все вставные зубы… Хотя какая, к черту, бабушка. – Это становится забавным… Второй раз вы назначаете мне свидание и второй раз не приходите. Я уж было решила, что вас нет, а так – мираж, фантом… А вы, оказывается, – ничего, существуете. – Вот именно, существую. – Что, так и не вышли из коматозного состояния? – Пытаюсь, – честно признался Левашов. – Это обнадеживает. Значит, когда-нибудь мы все же встретимся. – Знаете что, Наташа, – набрался храбрости Левашов, – приезжайте ко мне. У меня есть холодное пиво и пельмени. Про водку он предусмотрительно умолчал. – Пельмени сами стряпали? – Государство. – Нет уж, дудки. Я приеду, и выяснится, что нет ни такого дома, ни такой улицы, а есть представительство какого-нибудь Таймыра, где, конечно, всегда холодное пиво, а вас соединяют по прямому проводу… Идите вы к черту! И бросила трубку. Левашов походил вокруг телефона, перенабрал ее номер. – С вами разговаривает автоответчик… Автоответчик! Надо же! Он положил трубку. «Сегодня я звонил вам ночью – мне отвечал автоответчик. Он был развязен, как буфетчик, газетчик, фальшивомонетчик… Я осторожен, как разведчик… Господи, какой бред лезет в голову». Он еще раз набрал ее номер, дождался условного сигнала и сказал: – Наташа, простите меня… Вы не представляете, как мне тяжело при мысли, что мы больше не увидимся. Я буду ждать вас завтра на том же месте, пока вы не придете. И послезавтра. И дальше… Наташа, я… Из трубки донеслись короткие гудки – время, отпущенное на сообщение, истекло. Потом он варил пельмени, посыпал их тмином, добавлял майонез. Выпил две рюмки водки, кружку пива. Отпустило. Он сидел в кресле под торшером, расслабленно вытянув ноги. За окнами был март великодушный. Сквозь низкие рваные облака проступали далекие холодные звезды. Шел редкий, первый в этом году дождь. Левашов вспомнил северную весну, удивительные, казалось, неправдоподобные мартовские утренники: день начинался температурой минус сорок, прохватывал, сковывал тело, и уже не верилось, что где-то на земле есть море, кипарисовые аллеи, соломенные шляпки… А к часу дня температура поднималась до нуля, валенки хлюпали по лужам, и море казалось совсем рядом, за ближайшей сопкой. Но к пяти вечера мороз вновь подбирался к отметке минус сорок, и эти выходки природы сводили с ума гипертоников и вселяли ужас в людей с нормальным артериальным давлением. «Расскажу ей завтра, как стынут в минус пятьдесят семь глаза, пусть не думает, что я…» Он затруднялся подобрать себе определение. Так вышло. Сдали одну халтуру, прилично заработали, решили обмыть, и понеслась душа в рай… Разве она не поймет? Что это? Оказывается, он все время думал о Наташе. И когда варил пельмени и пил водку, и сейчас. Только о ней. «Да я толком и не помню, как она выглядит… Трижды говорил по телефону далеко не в лучшем качестве, да и знакомство наверняка вышло совершенно идиотским. Очень серьезные взаимоотношения… Что я, в конце концов, жить без нее не могу?..» И вдруг поразился совершенно отчетливой и простой мысли: да, не может. «Хоть бы она позвонила…» Но она не позвонила. Наташа всегда считала себя заурядным человеком. Правда, у нее была довольно броская внешность и вполне совершенная фигура, которой все же недоставало четырех сантиметров до идеального женского роста, она, по возможности, изысканно одевалась, но с другой стороны, все это не настолько занимало ее. Жизнь ее складывалась более чем обыкновенно и в результате сложилась совсем не такой, какой она ее когда-то себе представляла. По вечерам, накладывая ночной крем у зеркала, она замечала еле уловимые приметы времени, скрывать которые с каждым годом становилось все труднее. Она и не скрывала… |