Онлайн книга «Прозрачные леса под Люксембургом»
|
А в тебе что-то случилось, ты хочешь подойти к матери, обнять ее, сказать: “Не волнуйся, мама, я здесь, твой сын, я не оставлю тебя”. Но вместо этого выходишь в сад и, подставив лицо дождю, сглатывая тяжелые, непривычно солоноватые капли, как никогда отчетливо понимаешь, что наконец стал взрослым». Я читал вслух, чтобы лишний раз не видеть, как ты надеваешь очки и терпеливо разбираешь мой адский почерк. Ты ничего не сказала тогда, улыбнулась мягко и печально, как могла улыбаться только ты, и вышла в сад. Через год тебя не стало. Милая моя, единственная, где ты сейчас? – Ты, Комаров, конечно, считал себя умнее всех? Капитан – начальник паспортного стола с «противотанковой рожей», как про себя окрестил его Леха, – перебирая документы, философски-издевательски поглядывал на Леху. – А в чем дело? – занервничал Леха. – Справочка пришла с твоего прежнего места жительства, – капитан наконец нашел справку, – о том, что ты, Комаров Алексей Юрьевич, был осужден по статье 206, части 2 УК РСФСР таким-то судом, на столько-то и так далее… – Там еще пометка должна быть, товарищ капитан, что тогда-то, таким-то судом судимость снята и так далее, – принимая тон, сказал Леха. – И что сия пометка означает? – Что я такой же, как все, уравненный в правах советский человек. Капитан достал портсигар, закурил. – Так вот, – помедлив, обронил он, – свои права человека ты убедительно сможешь доказать по прежнему месту жительства, куда, я думаю, недели через две и отправишься. – То есть?.. – То есть разрешение на продление прописки ты не получишь. – Но почему? – Нам в Москве своих судимых хватает. – А если я добьюсь? – Это дело, – по-отечески напутствовал капитан, – как добьешься – приходи, поделись опытом. Я, вероятно, к тому времени уже полковником буду. Леха помолчал. – Можно бумагу? – попросил он. Капитан протянул листок, ручку. Леха подумал, нарисовал вопросительный знак и вернул листок. Капитан оценивающе посмотрел на него, подумал и подрисовал под вопросительным знаком цифру «200». Показал издалека. Леха поднялся. – В пятницу я до восьми, – предупредил капитан. В пятницу Леха ждал в приемной начальника паспортного стола. – А, Комаров, – ободряюще улыбнулся капитан, – заходи. Как настроение? – Приподнятое. – Не отпускает Москва? – Не отпускает. Капитан выдвинул нижний ящик стола, кивнул: сюда. – Во вторник явишься к паспортистке – все будет в ажуре. Леха обогнул стол, оказавшись сбоку от капитана, достал конверт… Складочка – полная, розоватая под тщательно выбритым затылком, аккуратненькая такая складочка, до отвращения, до рвоты – доконала его. Еще не отдавая отчета своим действиям, он неожиданно переместился, схватил капитана правой рукой за шею, а левой взял в удушающий замок – так, как когда-то учили его в школе высшего спортивного мастерства. Капитан побагровел, замычал, задыхаясь, открыл рот… Руки беспомощно скользили по Лехиным пальцам… Леха ослабил захват, скомкал конверт и затолкал его в рот капитану. – Ты прописку эту в ж… себе засунь, сука, – на срывающемся дыхании прошептал он. И обернувшись в дверях, добавил: – Не зови никого – стыда не оберешься… …Участок затерялся в тайге, на берегу стремительной горной реки. Несколько срубов, радиостанция с мачтой, мастерские, приемный пункт драгметалла. «Урал» остановился у большого сруба с приколоченной дощечкой «Старательская столовая». Леха выпрыгнул из кабины, достал рюкзак. Подошел невысокий человек. – Комаров? – Да. – Я Новиков Пал Алексеич, начальник участка. Пожали руки. – Откуда будешь? Леха на секунду задумался: – Из Москвы. – А к нам какими судьбами? – Так вышло. – Инструмент есть? Леха расстегнул рюкзак, показал горелку, резак, держак, сварочный щиток. Щиток для наглядности нацепил на голову. Новиков одобрительно кивнул, подозвал коменданта – Определи на постоянный прикол. – И Лехе: – Устройся, пообедай. Вечером выйдешь во вторую смену. Надеюсь, сработаемся. Леха рассеяно кивнул и пошел за комендантом со сварочным щитком на голове… «Одесса» – горели над аэропортом огромные неоновые буквы. У выхода на посадку их встречал огромный лысый человек с необъятным животом. Было человеку за пятьдесят. Они обнялись. – Ну, где ты там летаешь? – возмутился человек. – Водка стынет. – Тома, – Леха представил Тому. – Дядя Валя, – представился человек и преподнес Томе букет черных тюльпанов. – Ой, – удивилась Тома, – здорово. – А вы как думали? Это вам, барышня, не Москва. На площади перед аэровокзалом дядя Валя тронул дверь сиротливо стоящего «уазика». – Садитесь. Проснулся водитель – молодой парень с нахальным, «одесским» лицом. – Куда? – В Санжейку. Водитель присвистнул: – Мы так не договаривались, дядя Валь. Это же пятьдесят километров! Дядя Валя обернулся к Томе: – Вкратце обрисую ситуацию, – он подобрался, закрыл глаза, повел рукой. – Вечер, море весеннее, беспокойное. Маяк, пирс, на пирсе шашлык из молодого барашка, вино семи сортов. Заметьте, лучшее на всем Черноморском побережье. Я, гитара, общение. И так до разумной бесконечности. Что? – он повернулся к водителю. – Ничего, – водитель пожал плечами, – едем. И включил зажигание. В погребе стоял запах молодого вина. Выстроились в ряд шесть дубовых бочек. – По двести литров каждая, – удовлетворенно рассказывал Вовк, хозяин погреба. Он открыл кран и налил полный стакан красного вина. – Пробуйте. Леха попробовал. – Да, слабонервных просим не входить… Возник недовольный дядя Валя. – Мясо на пару. Развели дегустацию… Море волновалось. Волны, разбиваясь о пирс, падали солеными брызгами на лицо, шипели на багрово-каленых углях мангала. Горел маяк, бежал по волнам луч пограничного прожектора. |