Онлайн книга «Кот»
описывающая волнение Я взволнован. Теперь это ясно со всей очевидностью: у меня в глазах сырость, в спине – дрожь, в горле – стон, в животе – рожь. Или ее разопревшие остатки, которые люди называют хлебом. 
Как только подумаю, что мне предстоит описать дорогу, по которой каждое утро мой хозяин отправляется на службу – ну, то есть туда, где в дальнейшем и будут развиваться события, – так незамедлительно ощущаю смятение. А вдруг он там ударится своей хрупкой верхней частью и тут же умрет, кто же тогда отыщет меня и накормит? 
Ведь он бежит сломя голову ночью по заснеженной дороге и скачет, и скачет, никакого удержу, а потом несется вниз с заледенелой горы, взметая вихри и, несколько раз поскользнувшись, оседая на свой прорезиненный анус (почему «прорезиненный»? Об этом после.) А потом снова вверх, в гору, налегая грудью и заиндевелым лицом, а потом опять с горы… 
А все ради чего? А все ради того, чтоб в 8.30 утра попасться на глаза начальству, которое милостиво кивнет – не опоздал, – и тогда можно будет утереть пот и радостно рассмеяться: все-таки успел! Не лучше ли «ухаживать за щелью» – как говорит мой хозяин, имея в виду женский орган, именуемый по способу воздействия на него «влагалище», не лучше ли «сунуть ей пальцы в трусы, чтоб проверить, на месте ли она»? Мне кажется, в этом движении куда более здравого смысла. А подвергать ежедневному испытанию сами основы моего и собственного существования ради одного только начальственного кивка – чистейшее безрассудство, или я чего-то не понимаю. Тут ведь и не выберешься, случись чего. 
Я же замурован в четырех стенах. Вот почему мы урчим при встрече. Вот почему мы лезем на руки, ластимся, пытаемся поцеловаться – мы радуемся размурованию. А вот здесь следует подумать о политиках. 
Размышления об этом предмете меня немедленно успокаивают. При этом любые выражения хороши. 
Ну, например: «Политики – что алчное человечье отродье» или «Политики – всего лишь пыль на штанах истории. Задача истории – освободиться от пыли. Задача пыли – задержаться подольше», – последнее выражение принадлежит Шекспиру, начинавшему было писать роман «Блеск и тиск», но так и не нашедшего в себе силы закончить это титаническое дело. Потом его приписывал себе Ларошфуко, затем Наполеон, Бомарше, мама Медичи, папа Урбан, Екатерина Вторая и Елизавета Первая. Всем им понравилась изобретенная формула и все они, со всей страстностью крохобора, вырывали авторство из рук друг друга. 
Бедолаги. А всё потому, что словесные формулы бесценны. 
То есть не имеют цены. Что пока что известно лишь немногим собирателям слов. Ибо формула почти так же бессмертна, как бессмертен в этом мире сыск. 
А человеческая мысль подобна паутине: выпущенная, часто безо всякого повода, по одному только недоразумению, она полетела-полетела, лишь изредка подрагивая на солнце, чтобы потом зацепиться за веточку или задеть кого-либо по лицу. 
Всё. Достаточно лирики. Я успокоился. ГЛАВА СЕДЬМАЯ, достойная во всех отношениях Собственно говоря, возвращаясь к урчанью как к прелюдии отношений, стоило бы заметить: кот урчит не от желания угодить 
и тем он выгодно отличается от нижней палаты парламента, урчащей то там, то сям, перед тем, перед этим, по поводу и без такового, роящейся, как крылатые муравьи, которые после своих обязательных зудящих пассажей должны обломать крылья, отползти в сторону, найти то место, где досыта кормят, и основать свое собственное стадо с непременными матками, кладками, яйцами, то есть нижняя палата парламента гораздо ближе к насекомым, – мерзость, одним словом, конечно, что там говорить, а вот кот урчит из-за чувства комфорта, переживаемого в присутствии хозяина, которому отводится роль любимого природного фона; и при этом попробуйте его потискать – он тотчас же выпустит зубы, отпустите – и он опять заурчит. С точки зрения кота, человек, сжимающий его в минуты блаженства, поступает как существо грубое и неблагодарное, – ему поют песни, а он пытается задушить. С точки зрения человека, кот существует только затем, чтоб его мять. Ах! 
Как мало в этом мире совершенства. И это достойно всяческого осмысленья и сожаленья. И я по указанному поводу иногда неприкрыто скорблю… Но что тут поделаешь, когда все лучшее – на дне: «Титаник», «Варяг», Муму. 
Тут уж ничего не попишешь. Можно, конечно, что-либо, но, по-моему, все что пустое. И все-таки: стоит ли нам искать совершенство? Безусловно, да. А чем же еще заниматься? 
ГЛАВА ВОСЬМАЯ, посвященная письмам и стихам А я вот все думаю: не написать ли самому себе письмо? |