Онлайн книга «Шарманщик»
|
– Вот как? – говоришь и вспоминаешь свою шарманку. – Всегда говорил, что настанет день, и все эти чертовы машины сойдут с ума! – Легко смеяться, когда от этого не зависит твоя жизнь. – Что ты хочешь сказать? – Эта шарманка, – говорит Шмидт. – Это все, что у меня есть, понимаешь? Ты молчишь и вспоминаешь свою мать. – Мне досталась она от отца, – продолжает Шмидт. – А отцу от деда… – Мне тоже шарманка досталась от матери, – говоришь ты. – А ей? – Отец подарил. – Подарил? – Шмидт выглядит обиженным. – Ты издеваешься надо мной? Как можно подарить шарманку?! – Думаю, когда есть деньги, то можно подарить все что угодно. – А как же закон? – А что закон? Бывший хозяин шарманки умер, наследников у него не было, вот ее и передали государству. А там уж, сам знаешь, аукцион и все такое… – Большие деньги! – Отец говорил, что если ты любишь кого-то, то не жалко ни времени, ни денег, ни сил. – Значит, моя шарманка не соврала? – спрашивает Шмидт, мрачнея на глазах. Ты не ждешь объяснений и говоришь, что твой отец подарил матери шарманку, как только узнал, что она родила ему сына. – Последний боец, – говорит Шмидт. – Это еще почему? – Не знаю, – он пожимает плечами. – Так назвала тебя моя шарманка. – Странно. – Не то слово. Ты ведь не был на войне, правильно? – Был. – Был?! Сколько же тебе лет? – Я ушел в семнадцать. – Но если твой отец мог сделать матери такой подарок, то почему же… – Я сам хотел уйти. – В штаб или… – Слушай, какого черта ты копаешься в моей жизни?! Я знаю тебя всего пять минут, а ты уже считаешь себя моим другом?! – Я спал с твоей девушкой. – У нас свободная любовь. К тому же она не моя девушка. – После войны все относительно. Верно? – Да, – соглашаешься ты. – Это тоже моя шарманка написала. – Что? – Твой отец бросил вас с матерью, когда тебе было четыре. Он ушел к другой женщине и растит ее дочь… – Это его дочь. – Шарманка написала, что нет. – Твоя шарманка врет. – Сколько у твоей матери было любовников? – Откуда я знаю. – Последнему ты сломал руку. – Что за… – Тебе только исполнилось семнадцать, и мать выгнала тебя за этот поступок из дома. К отцу ты идти не хотел, потому что обвинял его в том, что он оставил твою мать, поэтому решил записаться добровольцем. – Я думал, что ты не знаешь об этом. – Я думал, что шарманка врет, к тому же ты старше, чем кажешься, а в книге ничего не написано о том, на каком именно этапе войны ты принимал в ней участие. Мне почему-то казалось, что ты один из тех, кто попал под нанобомбы Сереса и после штурмовал великую стену. – Мне тогда одиннадцать было, если не меньше. – Понятно. А правда, что после смерти твоей матери тетка продолжала писать тебе письма от ее имени? – Это тоже твоя шарманка написала? – Нет. Твоя. – Моя? – Ты оставил листы на столе, и, пока твоя девушка принимала душ, я прочитал их. – Ну, это уж слишком! – теряешь терпение. – Ты лезешь в мое прошлое, занимаешь мой номер, читаешь книгу, которую создала моя шарманка, перед тем как трахнуть мою девушку… – После. – Какая разница?! – К тому же ты сам сказал, что это не твоя девушка. – Да, но шарманка-то моя! – Чертова машина. Так ты ее назвал? – Пошел к черту, – сдаешься ты, снова садишься за стол и закуриваешь сигарету. Шмидт улыбается. – Что тут смешного? – спрашиваешь ты. – А ведь тебе все это нравится, – говорит Шмидт. – Что нравится? – Хаос. Знаешь, как говорят: войны меняются, солдаты остаются… * * * Вы лежите в постели втроем. Ты, Шмидт и официантка. – Хорошо было, – говорит Шмидт. – И кровать что надо, – хихикает официантка. В комнате пахнет потом и сигаретным дымом. – Ну и что ты думаешь об этом? – спрашивает тебя Майк. Тот самый Майк, который погиб за день до конца войны. Но сейчас он здесь. Рядом. Сидит на стуле и пялится на голую официантку. – По-моему, немного костлява, – говоришь ты Майку. – Ночью все кошки серы, – смеется он, и ты смеешься вместе с ним. И тебе снова семнадцать. – А помнишь ту шлюшку из Янцзы? – спрашивает Майк. – Еще бы! – Да! Дали мы тогда жару! – Майк поднимается и подходит к окну. – Слышишь как тихо? – говорит он. – Не к добру это, Ян. Кишками чувствую, не к добру! – он оборачивается, и ты видишь, как из его вспоротого брюха вываливаются на пол внутренности. – Майк, – говоришь ты. – Что? – У тебя… – ком подступает к горлу. Ты что-то шепчешь. – Ничего не слышу! – говорит Майк и идет к тебе, давя ногами свои внутренности. Черная жижа растекается по полу, становясь рекой. Медленной, кроваво-красной рекой, которая неспешно течет вниз вдоль вспаханных южных земель, и спелые плоды кумквата поклоняются ей, словно отдавая последнюю дань памяти. И девочка, азиатка, одетая в ишан, украшенный нарисованными павианами, исполняет танец огня… * * * Ты лежишь на кровати и смотришь в пустоту, в ночь. Шмидт тихо сопит. Официантка уткнулась ему в плечо, свернувшись эмбрионом. Закури сигарету. Разгони ошметки сна. Все это – пустота, вакуум. И шарманка на столе слабо люминесцирует, зазывая тебя. Поднимись с кровати. Возьми стул и сядь. Теперь: «Расскажи мне то, о чем я не хочу слышать, – говоришь ты шарманке. – Расскажи о том, что я должен был делать, но не сделал. Расскажи о том, что я сделал, но не должен был». И снова невидимые щупальца лезут в твой мозг и жрут, жрут, жрут твои воспоминания. И ты помнишь то, что не хочешь помнить. И не можешь забыть то, что хочешь забыть. И так всегда. * * * Утро наступает неожиданно быстро. Радио орет так громко, словно хочет, чтобы ты умер от сердечного приступа, а не проснулся. – Все те люди, которые умерли, умерли, – надрывается покойный Джим Кэрролл. – Все те люди, которые умерли, умерли. Они все были моими друзьями, но они умерли. |