Онлайн книга «Демоны в раю»
Швейцария как страна ему была мало интересна, и он сразу отправился на Фсдералплац, 12. Все прошло гладко, в чем и уверял умерщвленный руководитель. Его проводили в депозитарий, где служитель вставил свой ключ в замок ячейки и предложил ему сделать то же самое со своим ключом. Они синхронно повернули ключи, и замок открылся. Ловко придумано, оценил он. Служитель с профессиональным отсутствием интереса удалился, а он вытащил из сейфа плоскую коробку, открыв которую обнаружил лишь визитку комсомольского руководителя, на обратной стороне которой был аккуратным почерком написан номерной счет и пароль к нему. Он положил визитку в накладной карман пиджака, закрыл ячейку и поднялся в операционный зал. Как и все из его поколения, он никогда не рассчитывал на посещение Швейцарии, а также любой другой капиталистической страны, а потому английский знал в пределах песен группы «Битлз». Он попросил информацию о счете. — One seconds, — отозвалась миловидная женщина с очень белыми зубами. Он вспомнил про свои зубы, коротко улыбнулся зеркалу… Его зубы были зубами всего народонаселения Советского Союза. Больше улыбаться он не собирался. Операционистка набрала необходимые вводные в компьютер и заулыбалась еще приветливее. — One seconds, — вновь попросила она. Прошло десять, и рядом с ним вдруг материализовался человек в отличном костюме с ниткой люрекса и с такой широченной улыбкой, будто рекламировал зубную пасту. — Здравствуйте, — заговорил он по-русски с сильным немецким акцентом. — Я вице-президент банка Райнер Майснер. «Как Снегов, — подумал он. — Коллеги». Если у вас есть секунд, то я пригласить вас на кофе в офис… — Что-то не в порядке? — Все корошо! — успокоил Майснер. — Для меня большой честь пить с вами кофе! — Кофе так кофе, — согласился он и прошел за вице-президентом в небольшую комнату, по его пониманию, обставленную дорого и с потрясающим вкусом… Потом они пили кофе и разговаривали о переменах в России. — Мне нужна информация о моем счете, — неожиданно для Майснера сказал он. — Конешно, — профессионально отреагировал тот. Вытащил из внутреннего кармана перьевую ручку и начертил на листке цифры. Пододвинул листок к нему. Он долго смотрел на цифры. — Это основной сумма, — комментировал Майснер. Он снова и снова смотрел на цифры. — Конешно, это доллары! Не франки! Наконец он принял информацию. На бумаге синим по белому было нарисовано шестьдесят три миллиона долларов США. Он пил кофе и слушал, как Майснср говорит о неразумности держать деньги в наличности, слишком малый процент на них набегает, что нужно вложить хотя бы часть в бумаги, можно не в рискованные, но тогда доход будет меньше. Если в рискованные, то можно умножить капитал троекратно, но риски потерять возрастают… Можно открыть траст и думать о будущем, которое нас всегда догонит. — Я хочу поменять пароль доступа к счету! — попросил он. — Конешно, — согласился вице-президент и достал из стола портативное устройство с цифрами. — Ввести сюда до восемнадцати цифра! Есть буквенное обозначение… Можете! Он подумал и ввел слово. Потом он спросил: — У вас есть музей? Майснер очень удивился и опять сказал: — Конешно. У нас много музей… Он вспомнил, как в первый день приезда в Москву посетил Пушкинский и сразу попал на выставку экспрессионистов. Он впервые смотрел на Модильяни. В нагрудном кармане у него хранилась почти истертая брошюра Брушона или Брушена… Тогда он смотрел на картины великого художника и плакал, снискав почти любовь смотрителей музея, старушек, которые полушепотом умиленно переговаривались о том, что таких молодых людей уже не осталось… — У нас очень много музей! — повторил Майснер. Он сказал, что зайдет завтра, что ему необходима помощь Майснера. — Я ждать буду, — расплылся в улыбке вице-президент. Он нашел музей и тотчас направился в зал экспрессионистов, в котором были выставлены пять полотен Модильяни. Он смотрел на увековеченное лицо жены художника, сотворенное гением без глаз, и видел в этих пустотах глаза Эли. Он вновь не ощутил, как из его глаз текут слезы. И непонятно было, отчего душа мучается, то ли от созерцания великих полотен, то ли от несостоявшейся великой любви. А может, все было намешано так, что уже не разобраться. В отличие от отечественных смотрительниц музея цюрихским было трудно понять, отчего иностранец, одетый по меньшей мере странно, тут слезы льет… Боялись, что больной какой иностранец… Длинноволосый мужчина средних лет, одетый в униформу музея, смотритель но должности, подошел к странному посетителю и спросил, не нужно ли ему чем-нибудь помочь. — I want to buy these pictures! [1] — ответил он. Смотритель подумал, что не понял посетителя из-за акцента. Переспросил: — What you want? [2] — I want to buy your Modigilani! [3] — повторил он. — One seconds… [4] — почему-то испугался смотритель и большими шагами отправился куда-то. Он стоял почти вплотную к шедеврам, и слезы продолжали щипать его щеки. — Can I help you? — услышал он за собой. — I am director of museum… [5] Он не обернулся, повторил третий раз: — I want to buy your Modigilani! Человек за спиной ответил, что это невозможно! Выставленные картины не продаются! Это музей! На него что-то нашло. Такого с ним ранее не случалось. По животу тек пот, и все тело будто в кипятке сварили. Мозги работали тягуче, и мысли были словно не его. — One million dollars, — предложил тихо. — One million dollars for everyone! [6] «Сумасшедший, — подумал директор музея. — Турок, что ли, или бразилец?» — It's impossible! [7] — ответил вслух. |