
Онлайн книга «Русское стаккато - британской матери»
На следующий день он, как всегда, потратил на нее свои младые силы и с чердака наблюдал принципиальный футбольный матч. После того как Кипа вновь промазал по воротам, а Кишкин пропустил две безответные бабочки, Колька врагом посмотрел на загорающую Надьку, отметил, что она не покрывается шоколадным загаром, а только краснеет, как рак в кастрюле; испытал прилив ненависти, шлепнул ее по выпуклому животу и сказал, что уходит. — До завтра! — попрощалась Надька, сделав на лице эротический, в ее понимании, оскал. — Я навсегда! — прошипел Колька, услышав финальную трель свистка толстого армянина Фасольянца, который хвастал всем, что он был арбитром городской категории, когда в Ереване жил. — Больше не жди! Не приду! Надька, последними неделями превращенная в женщину, мгновенно учуяла правду в словах любовника, вскочила на ноги и бросилась за Колькой. — Нет! — кричала она голосом, наполненным страданием. — Нет!!! — и подпрыгивала на раскаленной крыше. А внизу мужики, выигравшие пол-литру и опустошившие ее наполовину, молча смотрели в небо, на краю которого плясала голая баба, такая огненно-рыжая, что непонятно было, от нее свет исходит или от привычного светила. — Я умру без тебя! — причитала Надька. — Умри, — позволял Колька жестоко. — Брошусь с крыши! — Вперед! Она тряслась всем телом, не зная, что еще сказать, а он уже был возле чердачной двери. Надька бросилась вослед, чуть было не растянулась, поскользнувшись на голубином исходе, и в последнем увещевании пригрозила, что отдастся армянину Фасольянцу, который обещал ей за обладание золотое кольцо. Колька коротко ткнул ей кулаком в нос и хлопнул дверью лифта… На следующий день он как мужчина превозмог тягу к чердаку и направился прямо к футбольной коробочке. Там уже происходило шевеление — это свои разрабатывали тактику на сегодняшний матч с соседским двором. Колька втерся в самую кучу, выставив ухо. На него смотрели криво, но он на то не обращал внимания, а ловил для себя новые словечки: сухой лист, щечка, давать пыра и т.д. Еще он понял, что игра сегодня предстоит наипринципиальнейшая, что ставка велика, как никогда, — школьные обеды на весь год или двести рублей деньгами сразу. — Буду играть! — неожиданно оповестил пацанов Колька. — Ты?!. — удивился вратарь Кишкин, который брал всех на ля-ля, что у него кепка от самого Льва Ивановича: мол, с батей водку пьют, если игры нет! — Я, — подтвердил Колька. — А ты когда-нибудь играл в футбол? — поинтересовался долговязый Кипа, выставляя то одну ногу вперед, то другую, показывая всем новые кроссовки «Ботас». Гарцевал, как конь. — Ну не играл! — Хочешь, чтобы мы на двести колов залетели? — поинтересовался нападающий Лялин, у которого мама трудилась в солнечном Мозамбике. — Буду играть, — настаивал Писарев. Все пацаны понимали, что Дверь друг Мальца, который сейчас чалится на зоне, а это серьезно. Решили молчать. — Ну, так как? Молчали. — Надька теперь общая! — предложил Колька. — Национализированная! Молчали. Он начинал злиться, но понимал пацанов, не желающих проигрывать из-за какого-то лоха неумелого. — Проиграем, я все деньги сам заплачу! — предложил. — Ха, — не выдержал Кипа, подцепил мячик «Ботасом» и почеканил чуток с мыска на колено. — Откуда у тебя бабки такие? — Не твое дело! — огрызнулся Колька. — Сказал, отдам! — Выходить будешь только на замену! — решил дело Лялин. — Согласен? — Согласен. — А тебя что, — обалдел Кипа, — тебя кто капитаном-то выбирал? Мячик сорвался с ноги, отскочил от земли и въехал недовольному Кипе по подбородку. — А капитаном меня выбрала жизнь! — с пафосом ответил Лялин. — Играем в пять, приходи в четыре! Как только Колька отошел, начался дикий базл, в котором, помимо игроков, принял участие и судья Фасольянц, уверенный, что с Писаревым команда проиграет с двузначным счетом. — Ты что, в доле участвуешь, дядя Арсен? — поинтересовался Лялин. — Моя доля, — с надрывом в голосе определился Фасольянц, — это доля человека, покинувшего свою горячо любимую Родину. — Там тебя, дядя Арсен, Надька ждет! — обернулся Колька. — Кольцо с собою захвати золотое! Фасольянц хлопнул грустными глазами и помчался куда-то на толстых ногах. Наверное, воровать у своей жены Джульетты драгоценность… Колька поел жареной картошки, разогрев ее на газу, и лег до игры поспать. Ему не спалось, казалось, что-то мучает, а вот что, понять не мог. Встал, вытащил из шкафа спортивные трусы, майку и кеды. На майке бабкиным карандашом для ресниц написал «Кипиани». Примерил. Надпись получилась кривой. «Что же меня так мучает? — думал Колька. — Может быть, игра волнует? Или по-прежнему Женька ноет в душе занозой? Нет… Тогда что?..» Он ходил по комнате от двери до окна, но ответ не приходил, оставляя тело напряженным, а мозги в смятении. Выглянул в окно. Уже собирались зрители, меж которых ходил Кипа, демонстрируя новые кроссовки. Пора, подумал. Зашнуровал кеды и поглядел на указательный палец без фаланги. Может, меня мучают фантомные боли?.. Ругнулся грязно, матерно, и, оправив черные трусы с лампасками, вышел за дверь. * * * — Садись! — скомандовал Лялин, указывая на скамейку с запасными. Колька рассматривал соседских пацанов, разминающихся сочными ударами по воротам. Они, пожалуй, постарше будут, прикинул он, но страха не было. — Ну что, сирые, — проговорил один голенастый. — С голоду теперь сдохнете! — и ударил по воротам. Мяч пролетел по дуге, но вратарем был парень, лет девятнадцати, почти мужик, который с необычайной легкостью сложился, прыгнул и вытащил мяч из девятки. Прибыл судья Фасольянц, с невероятной красоты бланшем под левым глазом. — Внимание! — прокричал он, прикрывшись рукой. — Капитаны, ко мне! С соседской стороны главным был девятнадцатилетний воротчик, а со свойской сразу двое рванули к центру. Ляля и Кипа. Зрители, мужики с окрестных домов, ржали и выкрикивали всякие похабности. Между Лялей и Кипой чуть драки не случилось, но Кипа был чуток трусоват, а потому, как он сказал, «для пользы общего дела», отошел в сторону и занял место левого крайнего нападающего. — Есть у кого монетка? — поинтересовался Фасольянц. — Ты чего, дядя Арсен, дурак? — ответил Ляля, показывая, что все в трусах. |